Как Даша и Паша были маленькими
Шрифт:
– Ну всё, отдавай! Хорошего понемножку.
– Света, а давай меняться, навсегда, ты мне прыгалки, а я тебе....
И начала перечислять всякие безделушки, которые у меня есть: осколок голубого стеклышка с гладенькими краями, фантик от заграничной жвачки, беленькое пёрышко от дедушкиного голубя, календарик с котенком, перламутровая овальная пуговица от моего старого пальто... Но Света на всё только говорит:
– Ерунда, подумаешь. У меня у самой такое есть.
Ну не отдавать же ей мой калейдоскоп, который мне Дед Мороз ещё в том году принес. И тут я вспоминаю! Бинокль!
– А в бинокль хочешь смотреть?
– В бинокль?! Хочу!
– заинтересовалась Света.
Я тайком из дома вынесла бинокль. Отозвала Свету в сторонку и протянула его Свете. А Света отдала мне прыгалки.
– Только Пашке бинокль не показывай, - предупредила я.
И я стала прыгать через скакалку. А Света стала разглядывать в бинокль прохожих и окна домов.
На следующий день Паша стал искать свой бинокль. И зачем он ему только понадобился?
– Ой, Пашка, сам куда-то положил, а теперь найти не можешь, - нарочито небрежно говорила я, чтобы он на меня не подумал.
Пашка поискал - поискал, да и забыл про бинокль. И мы пошли с ним гулять. А там как назло Толик бежит, а у него на шее... Пашкин бинокль болтается. Вот как. Оказывается бинокль уже не у Светы, а у Толика. И откуда он только у него взялся?
Паша как увидел свой бинокль, бросился на Толика с кулаками:
– Это мой бинокль! Отдай!
– Не отдам!
– кричит Толик и бинокль высоко над головой держит, чтобы маленький Паша не дотянулся.
Мы с Пашей стали Толика уговаривать отдать бинокль, но он, конечно, не соглашался. И тогда Паша разревелся. Он плакал так горько, что у меня от жалости защемило сердце. Но как получить бинокль обратно?
– Если ты не отдашь бинокль, - пригрозила я Толику, - я всё расскажу папе!
Но Толик вовсе не испугался, а рассудительно заметил:
– Всё по-честному, я его у Светы выменял! На жвачку! Апельсиновую, между прочим.
Я чуть не плакала от бессилия.
– Да дам я тебе эту жвачку! Только бинокль верни!
– Ха! Не одну, а три!
– выдвинул своё условие Толик.
Трех жвачек у меня не было. У меня в запасе только одна лежала. Вернее когда-то их было пять. Я их все сжевала, а эту уже несколько месяцев хранила, не жевала, а только разворачивала и нюхала... Она клубникой пахла. Ну и один раз лизнула. Но она всё равно как новая была. Мне её тётя Валя из-за границы привезла.
– А одна пойдет, заграничная?
– предложила я Толику.
– Американская что ли?
– глаза у Толика загорелись.
– Ладно, по рукам, верну вам бинокль!
Паша как это услышал, сразу успокоился, только носом шмыгает и последние слезы по лицу размазывает. Я скорее помчалась домой, достала из дальнего уголка в шкафу завернутую в носовой платок жвачку и побежала на улицу. Паша и Толик ждали меня у подъезда. Я быстро развернула жвачку из платка и протянула её Толику. Толик бережно взял жвачку, поднес к носу и в блаженстве закатил глаза. Жвачка источала умопомрачительный клубничный запах.
– Клубничная!
– уважительно произнес он.
– Да ещё и с вкладышем!
– окончательно доконала я его.
– Всё - всё, забирайте свой бинокль!
– заторопился Толик, опасаясь, что я передумаю.
– Бывайте!
Паша радостно прижал к груди бинокль. А у меня пропало всякое настроение гулять, и я потащила Пашу домой.
Вот в какую историю я влипла из-за того, что Пашу обижала. И вспоминать не хочется.
А прыгать через скакалку я потом научилась - уже в школе.
Как я потерялась
Мы втроём - я, мама и Паша гостили у тёти Вали в деревне. Они там с дедушкой Юрой снимали домик на берегу огромного озера. Оно было похоже на море. Даже волны иногда были. Как здорово мы в нём купались.
По деревенским улицам свободно разгуливали куры. Они разгребали лапками землю и искали червяков. Около вбитых в землю колышков стояли привязанные козы и щипали травку. А с поля доносилось мычание коров и ржание лошадей.
Мы ходили к соседке тёте Нюре за молоком. Тётя Нюра наливала нам из ведра в трёхлитровую банку тёплое парное молоко. Мы с Пашей всасывали молочные пузырики, и тётя Нюра снова подливала нам молока до краёв.
Как-то вечером я вернулась от тёти Нюры. Я там смотрела, как она доит коров. Во дворе тётя Валя поливала из лейки цветы.
– Тётя Валя, вы не знаете, где моя мама?
– спросила я.
– Они с Пашей гуляют около леса, - ответила тётя Валя.
– Я к ним!
– закричала я и побежала.
Лес начинался уже через дом, но там никого не было. В лес вела широкая дорога, и я пошла по ней. "Наверно мама и Паша в лесу", - подумала я. Я шла и шла, а мамы и Паши всё не было и не было. Вдруг где-то слева послышались какие-то отдаленные голоса. "Наверно меня мама ищет", - подумала я и тоже закричала в ответ. Я свернула с дороги и стала пробираться сквозь деревья. "Ау!" - кричала я. Но никто не отзывался. Тогда я вернулась обратно на дорогу и пошла назад к дому.
Я долго шла. Начало темнеть. А я почему-то всё шла. "Лес уже должен бы закончиться" - недоумевала я. Мне было холодно и страшно, но я не теряла надежды. И всё шла и шла. Вскоре тьма совсем сгустилась. Дорога едва различалась в свете луны. Вот тогда мне стало по-настоящему страшно. Я вспомнила, как тётя Валя рассказывала, что деревенские жители иногда встречают в лесу медвежьи следы. А зимой - слышат вой волков. Я старалась не думать об этом, но в ночном лесу всё напоминало о возможной опасности.
Я стала развлекать себя разными мыслями. И вспомнила, что мама говорила про меня, будто мне медведь на ухо наступил. Это значит, что я плохо пою. Интересно, а как он мне на ухо наступал? И я стала пытаться представить эту картину.
В лесу было тихо, но иногда раздавался какой-нибудь шорох. Я вздрагивала и замирала, прислушиваясь! Вдруг медведь!? Изредка ухал филин. И у меня сердце убегало в пятки. Я боялась обернуться - а что если за мной идёт стая волков.
Но я шла и шла. Наверно я шла уже несколько часов. Если бы рядом был папа или мама, я бы конечно давно уже устала, просила бы пить, стала бы ныть... Но тут кому поноешь? Медведям что ли? И я продолжала идти.