Как её звать
Шрифт:
– Не волнуйтесь за меня. Когда-то кто-то обязательно придёт на какой-нибудь другой холм. Там тоже будут старые качели, и чтобы мне не было скучно ждать, ветер будет качать меня. А с вами мы обязательно ещё увидимся, только это будет не скоро, и… вам не надо спешить.
Лизи почти улыбнулась:
– Ты не злая… и… кажется, теперь
– Меня всегда не хватает. Всем. Но я обязательно буду…
Порыв ветра принёс какой-то отдалённый пронзительный надрывный гудок полный нетерпения и тревоги. Гудок натужно взвыл и резко оборвался. Лизи подошла к качелям и подняла свой шарф. Теперь они слышали только скрип раскачивающихся на ветру качелей и тихий жалобный вой – это ветер, как неприкаянный путник рыскал по окрестностям в поисках приюта, ветер, как слепой скиталец пытался нащупать своими холодными прикосновениями что-то родное, давно покинутое, но незабвенное.
На следующее утро Надин узнала, что срочно должна ехать. Письмо пришло с большим опозданием, все сроки уже прошли, и теперь надо было торопиться. Родители Ники сообщили родителям Надин, что теперь рейсовых автобусов из деревни не будет и Надин придётся ехать проходящим, сегодня же вечером. Ники и всё её семейство тоже отбывали на днях. А Лизи теперь предстояло целую неделю проторчать в деревне одной.
Лизи и Ники вышли проводить подругу на автобус. В этот день, к вечеру неожиданно и сильно похолодало. Ники куталась в пальто и бормотала:
– Я утром слышала, как дядя Стефан говорил, что деревню скоро отключат от этих… кому-никому-акаций… в общем, вечерами теперь будет темно и холодно.
– …почему всё это происходит? – негодовала Лизи.
Надин посмотрела куда-то очень далеко, туда откуда должен был появиться автобус:
– Наверное, время идёт куда-то в свою сторону, куда-то мимо этих мест. И нам придётся отправиться вслед за ним, – она вдруг обернулась
Ники опустила голову:
– Раньше мы не могли уехать. Прабабушка болела…, она почему-то хотела, чтобы её похоронили здесь, на нашем деревенском кладбище. Ой, чуть не забыла! – Она сунула руку в свой рюкзачок и достала резную деревянную коробку. – Когда прабабушка умерла, мама отдала мне её шкатулку. В ней было много красивых открыток, старинных монет и фотографий неизвестно кого. Ещё там было одно неотправленное письмо без адресата. Мне нравится его перечитывать. Теперь я уверенна, там написано о холме, – Ники осторожно развернула хрупкий, пожелтевший лист и прочла вслух:
«Кто она? Она может долго молчать, может терпеливо ждать, когда её позовут. Сестра каждого одиночества. Она знает. Слишком много. Всё. Иногда она говорит то, что нам не хотелось бы знать. Зачем? Может так она просит нас торопиться, напоминает о чём-то очень важном? Она – тайна? Она – смерть? Она – само время? Редко, когда мы успеваем её приметить. А встретив, зачастую боимся. Она сама, будто никуда не торопится, но всегда торопит нас… Сестра Краткость… Мы в страхе бежим, спешим что-то предпринять… в этой суете обретаем знания, смыслы, находим своё, своё место, своё счастье, своё будущее, становимся лучше, в общем – живём. Без неё жизнь наша стала бы не похожа на жизнь. Без неё обленились бы мы все до невозможности, до полной и неколебимой невозможности чего-бы то ни было в принципе. Ибо ни на что не способны те, кому совсем-совсем некуда торопиться. Но чего же хочет она сама? Может ли она хотеть… так, чтобы хоть кому-то стало не всё равно, чего она хочет? Очень просто – я думаю, она хочет, чтобы каждый год, каждый день, каждый раз что-то менялось, чтобы у всего всегда было продолжение…»