Как кошка с собакой

Жвалевский Андрей Валентинович

Оленька подумала и чмокнула Алешу в губы. Тот прерывисто вздохнул (наверное, все-таки переборщил с дыхательной гимнастикой) и сказал очень тихо, почти прошептал:

— Оля! Стань моей женой.

«Они сговорились», — эта мысль Оленьку даже не испугала.

— Я должна подумать.

— Ты уже подумала, — теперь Алеша говорил громко, но хрипло. — Целых три недели. Я настаиваю…

Несмотря на серьезность ситуации, Оля с трудом сдержалась, чтобы не прыснуть: уж больно жалко Алеша произнес последнее слово.

— А

если нет, то что? — она изо всех сил старалась не улыбнуться (зачем травмировать слабую детскую психику).

— Переведусь в Москву, — Алеша наконец заговорил нормально, без пришептываний и похрипываний. — Меня в Физтех без экзаменов возьмут. Даже сейчас, я уточнял.

Желание смеяться сразу улетучилось. «Точно, — подумала Оля, — сговорились. Что ж они такие нетерпеливые?!»

— Лешка! Очень тебя прошу. Дай мне еще недельку, ладно?

Квашин насупился, засопел и сжал губы. «Господи! — испугалась Оленька. — Сейчас развернется и убежит!»

— Леш! — заговорила она как можно убедительнее. — Давай рассудим логично!

Слово «логично» на Алешу подействовало. Он перестал сопеть. «Что бы такого логичного придумать?» — тем временем соображала Оля.

— У нас ведь это серьезно? — начала она говорить, еще не зная, чем закончит. — Значит, на всю жизнь? А жить мы будем гораздо больше недели, правильно? У нас впереди… лет двадцать… тридцать…

«Что я несу? Какие тридцать? Через тридцать лет мне будет уже сорок восемь! Это даже не конец жизни — это глубокая старость!». Но останавливаться было нельзя, и Оленька продолжила:

— Что такое неделя на фоне тридцати лет?!

— Около одной десятой процента, — мгновенно ответил Алеша.

Это впечатлило, но не остановило Олю.

— Вот видишь! Это ерунда! Меньше, чем ерунда. Но за эту неделю я смогу до конца разобраться в себе. Лешка.

И Оленька прижалась к Алешиному синему пиджаку и затихла. Квашин вздохнул протяжно-безнадежно. «Еще неделю потерпит, — поняла Оля, — а одеколон ему нужно срочно сменить!»

Всю неделю Оля непрерывно думала: на лекциях, на практических, на лабах. Думала дома и в гостях, размышляла в общественном транспорте, анализировала, отходя ко сну. Даже во сне она не переставала взвешивать и прикидывать.

Оптимальным выходом было бы принять предложение сразу обоих, но этот вариант, к сожалению, пришлось отбросить. Только во сне Оленька иногда видела себя во главе мини-гарема: Макс бегал туда-сюда, добывая пропитание, а Алеша сидел у ног супруги и развлекал ее умными разговорами.

В реальности такая идиллическая картинка не складывалась. Должен был остаться только один. Алеша, несомненно, надежнее. Макс, очевидно, энергичнее. Алеша умнее. Макс веселее. Алеша настойчивее. Макс легче достигает цели.

В отчаянии Оля попыталась написать плюсы и минусы каждого на бумажке, но особенного толка

не вышло — она моментально запуталась в этой высшей арифметике. Дошло до того, что Оленька решила обратиться за помощью к родителям. Она собралась с духом и направилась в комнату, которую родители — по общежитской памяти — называли «комната». Была «спальня», была «детская» и была «комната».

В «комнате» сидел отец и смотрел программу «Время».

— Новости из-за рубежа, — сказала диктор Ангелина Вовк.

— Папа, — сказала Оленька.

Но тут вошла мама и перехватила инициативу.

— Некрасов, — сказала она, — мусор вынеси.

Папа не стал принимать участия в женской болтовне, промолчал.

— Американская военщина… — гнула свою линию дикторша, но мама ей уступать не собиралась.

— Мусор вынеси! — мама перекрыла изображение своим круглым телом.

«Никогда не буду толстой!» — подумала Оленька.

Папа переместил голову так, что ему стала видна левая половина Ангелины Вовк.

— Все прогрессивное человечество… — патетически начала Ангелина, но мама договорить не дала.

Она не глядя, отработанным движением выключила телевизор. Папа поднял глаза на жену.

— Новости досмотрю — вынесу.

— А мусор будет стоять и вонять?

«И квартира у меня будет с мусоропроводом!» — поняла Оленька. Такая квартира существовала в природе. В ней жила бледная Машка, одноклассница и дочка инструктора обкома.

Папа молча встал и не менее отработанным движением включил телевизор. Мама выключила. Папа включил. Мама выключила и заметила Оленьку.

— Ты чего? — спросила она.

— Ничего, — сказала Оля. — Так.

— В университете все в порядке?

— Да.

Тем временем папа опять включил программу «Время» и любовался осенним наступлением трудящихся в Японии.

— Ты бы хоть с дочкой пообщался! — мама не стала мешать трудящимся выражать свою волю.

— А что? — отец не отрывал стеклянного взгляда от экрана.

— Ничего! Вот выйдет замуж, а ты и знать ничего не будешь.

Оленька вздрогнула. От маминой проницательности стало не по себе.

— Я пойду, — сказала она, — позанимаюсь еще.

Вернувшись в комнату, Оля выключила свет и стала смотреть в окно. На родителей рассчитывать было нечего. «А телевизора у меня вообще не будет!» — решила Оля. Она не собиралась каждый вечер отрывать мужа от японских трудящихся и американской военщины. И еще от хоккея.

Впрочем, нет. Телевизор быть должен. С большим экраном, цветной. Оля сладостно прищурилась. Такой большой цветной телевизор она видела все у той же Машки. Аппарат назывался «Грюндик» и был снабжен даже пультом дистанционного управления. Правда толку от пульта было немного: Машина бабушка неизменно закрывала экран белоснежной вязанной салфеткой, а кнопки «Снять салфетку» на пульте не было.