Как Малая Русь стала польской окраиной
Шрифт:
И плакался по отце горько, потому что любим был отцом больше всех, и остановился, дойдя до Альты [43] . Сказала же ему дружина отцовская: "Вот у тебя отцовская дружина и войско; пойди, сядь в Киеве на отцовском столе". Он же отвечал: "Не подниму руки на брата своего старшего: если и отец у меня умер, то пусть этот у меня будет вместо отца". Услышав это, воины разошлись от него. Остался Борис с несколькими отроками. Между тем Святополк задумал беззаконное дело, воспринял мысль каинову и послал сказать Борису: "Хочу с тобою любовь иметь и придам тебе еще к тому владению, которое ты получил от отца", но сам обманывал его, чтобы как-нибудь его погубить. Святополк пришел ночью в Вышгород, тайно призвал
43
Альта — небольшая речка, приток Трубежа, левого притока Днепра.
...Посланные же пришли на Альту ночью и когда подступили ближе, то услыхали, что Борис поет заутреню: так как пришла ему уже весть, что собираются погубить его...» [44] .
Борис молится и поет по очереди шестопсалмие, псалмы, канон и вновь молится.
«И, помолившись Богу, возлег на постель свою. И вот напали на него как звери дикие из-за шатра, и просунули в него копья и пронзили Бориса, а вместе с ним пронзили слугу его, который, защищая, прикрыл его своим телом» [45] .
44
Цит. по: Филиал Г.М. История «преступлений» Святополка Окаянного. Минск: Беларусь, 1990. С. 7.
45
Там же.
А вот версия «Сказания о Борисе и Глебе»: «Блаженный же Борис возвратился и раскинул свой стан на Альте. И сказала ему дружина: "Пойди сядь в Киеве на отчий княжеский стол — ведь все воины в твоих руках". Он же им отвечал: "Не могу я поднять руку на брата своего, к тому же еще и старшего, которого что я как отца". Услышав это, воины разошлись, и остался он только с отроками своими. И был день субботний. В тоске и печали, с удрученным сердцем вошел он в шатер свой и заплакал в сокрушении сердечном, но, с душой просветленной, жалобно восклицая: "Не отвергай слез моих, Владыка, ибо уповая я на тебя!"...
...Посланные же Святополком пришли на Альту ночью, и подошли близко, и услышали голос блаженного страстотерпца, поющего на заутреню Псалтырь. И получил он уже весть о готовящемся убиении его. И начал петь: "Господи! Как умножились враги мои! Многие восстают на меня" — и остальные псалмы, до конца...
...И когда услышал он зловещий шепот около шатра, то затрепетал, и потекли слезы из глаз его, и промолвил: "Слава тебе, Господи, за все, ибо удостоил меня зависти ради принять сию горькую смерть и претерпеть все ради любви к заповедям твоим"...
...И вдруг увидел устремившихся к шатру, блеск оружия и обнаженные мечи. И без жалости пронзено было честное и многомилостивое тело святого и блаженного Христова страстотерпца Бориса. Поразили его копьями окаянные: Путьша, Талец, Елович, Ляшко. Видя это, отрок его прикрыл собою тело блаженного, воскликнув: "Да не оставлю тебя, господин мой любимый, — где увядает красота тела твоего, тут и я сподоблюсь окончить жизнь свою!" Был же он родом венгр, по имени Георний, и наградил его князь золотой гривной, и был любим Борисом безмерно. Тут и его пронзили...
...Блаженного же Бориса, обернув в шатер, положили на телегу и повезли. И, когда ехали бором, начал приподнимать он святую голову свою. Узнав об этом, Святополк послал двух варягов, и те пронзили Бориса мечом в сердце. И так скончался и воспринял неувядаемый венец. И, принесши тело его, положили в Вышгороде, и погребли в земле у церкви святого Василия» [46] .
А тем временем сам Сатана начал подстрекать Святополка на новое преступление — убийство еще одного брата — Глеба Муромского. Святополк отправил гонца в Муром: «Приезжай поскорее сюда: отец тебя зовет, он очень болен». Глеб с малой дружиной немедленно отправляется в путь. Вблизи Смоленска его нагнал посланец Ярослава из Новгорода: «Не ходи, — велел сказать ему Ярослав, — отец умер, а брата твоего Святополк убил». Но Глеб почему-то упорно жаждет смерти и тоже безропотно ждет убийц. Естественно, в конце концов и его зарезали.
46
Цит. по: Древнерусская литература / Составитель О.В. Творогов. М.: Просвещение, 1995. С 46-49.
За это двойное убийство наши историки назвали Святополка Окаянным. Ну, убивать братьев потомству Рюрика было не привыкать. Святослав убил родного брата Улеба, а Святой Владимир — Ярополка, так что Святополк лишь продолжил традиции отца и деда, которых, кстати, никто не называл «окаянными».
Другой вопрос — о мотивах убийства Бориса и Глеба. Мы уже знаем, что Владимир вел с Ярополком борьбу за Киев, а фактически — за владение Русью, и убийством брата предотвратил большую войну. Владимир был узурпатор, а Ярополк — законный наследник престола. Оставить его в живых — это постоянно иметь дамоклов меч над головой.
Святополк оказался совсем в другой ситуации. Полоцкое и Новгородское княжества отделяются от Киева и готовятся к войне с ним. Значительная часть князей Владимировичей (Мстислав — князь тмутараканьский, Святослав — князь древлянский и Судислав — князь псковский) держат нейтралитет и не собираются подчиняться центральной власти. Лишь два младших по возрасту князя — Борис Ростовский и Глеб Муромский — заявляют, что готовы чтить Святополка, «как отца своего».
Я не зря подчеркиваю, что Борис и Глеб были младшими братьями, и им не светил киевский престол в случае гибели Святополка. По закону его должен был занять старший из братьев — Мстислав, Ярослав и т. д. Святополк же начинает свое правление с убийства... двух верных своих союзников. В выигрыше оказались лишь сепаратисты Ярослав и Брячислав, которые из мятежников превратились в мстителей за убиенных братьев. Создается впечатление, что Святополк тронулся головой.
Да и братья Борис и Глеб ведут себя как умалишенные или самоубийцы. С одной стороны, они не пытаются сопротивляться или бежать в Новгород, Полоцк, Тмутаракань или «за бугор», с другой — не пытаются объясниться с братом, рассказать ему, что тот окружен врагами и они его единственные верные вассалы.
К сожалению, наших дореволюционных, советских и демократических историков отличают неумение и нежелание разбираться в сложных и спорных ситуациях и тупая верность навешенным ярлыкам. Приклеили историческим персонажам этикетки «святой», «мудрый», и историки тысячу лет поют им осанну до очередного «высочайшего указания».
Церковь же в 1072 г. канонизировала братьев Бориса и Глеба, они стали первыми русскими святыми.
Культ Бориса и Глеба прижился. На Руси народ любит праздники: атеисты пьют на Пасху, демократы — на 7 ноября и т.п. А для сильных мира сего новые святые стали прямо находкой. Это было мощное идеологическое оружие против любых конкурентов в борьбе за власть. Забавно, что события тысячелетней давности используются и сейчас в политических играх. Главы правительств возлагают цветы к памятнику Ярославу Мудрому в Киеве, а бывший секретарь обкома заложил в Москве Храм Бориса и Глеба. Не удивлюсь, если вскоре «чудесным образом» найдутся останки Бориса и Глеба. Их утеряли после взятия Вышгорода татарами в 1240 г. Императрица Елизавета Петровна, а позже Александр I делали безрезультатные попытки найти мощи Бориса и Глеба. Но нет крепостей, которых бы не взяли большевики, хотя бы и бывшие — они могут найти все, что угодно. Нашли же недавно останки московского князя Даниила Александровича, могила которого была утеряна еще в XIV веке, нашли «останки царской семьи». А тут что — слабо?