Как мы изобрели фотосинтезатор
Шрифт:
Третьим уроком была история. Неожиданно учитель вызвал Бахадыра. По тому, как он вяло плелся к доске, было ясно, что задание он не выучил.
— Ну, Бахадыр, так что мы проходили на прошлом уроке? — спросил учитель.
Видимо, Бахадыр успел просмотреть на переменке начало темы и поэтому начал отвечать довольно уверенно.
Учитель слушал, расхаживая по классу. Потом остановился.
— Так, так, — одобрил он. — Хорошо. Продолжай дальше…
Историк подошел к окну и стал внимательно смотреть вдаль — что-то привлекло его внимание. Воспользовавшись этим, я быстро открыла учебник и
— Турсунходжаева! Вот когда я тебя вызову, тогда и расскажешь, заметил учитель. — А ты, Бахадыр, продолжай…
— Наши устроили для врагов котел… — повторял Бахадыр за мной.
— Правильно, — рассеянно подтвердил историк, продолжая глядеть на улицу.
Вполне уверенный, что смог избавиться от двойки, Бахадыр решил не останавливаться на достигнутом.
Может, ему пригрезилась уже пятерка, и он стал бойко и вдохновенно дополнять то, что не расслышал, собственными измышлениями:
— Поставили наши котел, большой котел — чтобы всем хватило: ведь бойцы сражались с врагами и сильно проголодались. Приготовили в этом казане плов, и бойцы стали подходить со своими котелками…
Учитель повернулся на сто восемьдесят градусов и как гаркнет:
— Да ты думаешь, что говоришь?! Учить надо лучше! Ну-ка, Угилой, кажется, ты хорошо знаешь урок?.. Выходи к доске!
В тот день я получила «тройку». А Акбар — «пять», и учитель его похвалил, а Бахадыра предупредил, чтобы он к следующему уроку подготовился как следует.
ВСЯКАЯ ТРЕБУХА
Вечером мы постучались к Бахадыру. Через плотно закрытые ворота нельзя было ничего разглядеть. Но со двора тянуло дымком и чем-то паленым.
— Акбар! А вдруг тетушка Зебо нас прогонит? — сказала я рассеянно. — У них, наверное, и сегодня гости…
— Кажется, ты права, — кивнул Акбар. — Я видел утром, как его отец привез на машине барана…
— Не пойму этого Джалила-ака, — засомневалась я. — Хотя в этом доме он и не живет, однако каждую неделю собирает тут дружков. Интересно, что они делают?.. Давай постучимся еще.
Мы затарабанили в четыре руки.
— Кто там?.. — наконец спросил Бахадыр. Было слышно, как он шмыгал носом.
— Мы! — ответили дружно я и Акбар. — Ты что, забыл? Ведь договорились же вместе готовить уроки…
Бахадыр открыл калитку в воротах и понурил голову, будто в чем-то провинился. Руки его были перепачканы, одежда забрызгана кровью.
— Мы с бабушкой готовим хасып, [5] — сказал он. — Сегодня должны быть гости.
— Бахадырчик, кто там? Если твои друзья, скажи, что ты занят, — пропела тетушка Зебо из глубины двора, но, увидев нас, осеклась. Вышла нам навстречу.
5
Хасып — бараньи кишки, фаршированные рисом и мясом.
Лицо ее расплылось в улыбке. — О, сынок Ходжи-ака, заходи, детка, помоги нам! И ты, Акбар, проходи…
Расхваливая нас на все лады, тетушка тут же «загрузила» работой. Я взяла веник, а Акбар и Бахадыр направились к учаку. [6] Подметая двор, я задумалась о Бахадыре. Странно, но почему-то никого из его родни не интересовало, как он учится. Совсем другое дело — мой папа. Если у кого-либо из нас, его дочерей, появлялась в дневнике даже «четверка», он очень огорчался.
6
Учак — глиняная печь.
Упрекая маму, тут же освобождал нас от всякой домашней работы. Видели бы вы его, когда он в конце недели расписывается в наших дневниках… Министр, да и только! Ну, а если было много «пятерок», мы ожидали похвалы, не в силах сдержать довольную улыбку.
А Бахадыра в школе все время ругали за то, что он никогда не давал свой дневник вовремя на подпись отцу. У Акбара же было все наоборот. Для его родителей листать дневник сына, полный пятерок, было истинным удовольствием.
Ох, посмотрели бы они на Акбара сейчас! На него, беднягу, просто страшно было взглянуть. Весь в саже.
Глаза слезятся, и время от времени он шмыгает носом.
Придерживая щипцами бараньи ножки, Акбар опаливает их на огне. Тетушка Зебо скребет опаленные ножки и срезает копытца ножом. Акбар при этом морщится, как будто ему больно…
Окончив помогать, мы наскоро помылись под краном и вошли в дом.
— Будем заниматься на полу? — спросил Акбар, кивнув на хантахту. [7]
Бахадыр смутился. Я сердито взглянула на Акбара:
— Ну что ты сразу так? Будто никогда не сидел на курпаче. [8]
7
Хантахта — низкий столик.
8
Курпача узкое ватное одеяло.
— Но… — замялся Акбар.
— Что «но»? — спросила я.
— Ведь позвоночник может искривиться, — вздохнул Акбар.
— Ну-ка, Бахадырчик, подними рубашку и покажи, что позвоночник у тебя прямой! А то этот упрямец и не сядет, — сказала я.
— Искривление позвоночника можно определить только с помощью рентгена, — обиженно ответил Акбар.
— Ну да, конечно, — улыбнулась я, чтобы его успокоить. — Твой же отец хирург…
Но тут Бахадыр прямо-таки ошарашил нас.
— В лунные вечера, сидя за этим столиком, я пишу стихи, — сказал он.
— Да ну? — удивилась я. — Почитай что-нибудь!
— Сначала надо сделать уроки, — насупился Акбар.
Но я назло ему стала подзадоривать Бахадыра:
— Читай, читай! Уроки потом… Может, придет время — и мы будем гордиться нашим поэтом Бахадыром Джалиловым.
— Только не надо смеяться, — взмолился Бахадыр.
— Ладно, мы будем плакать, — пошутила я.
Акбар, рассердившись, раскрыл учебник и сделал вид, что читает. Я же нарочно уставилась на Бахадыра.
Он достал из-под курпачи старенькую тетрадку и срывающимся от волнения голосом стал читать: