Как мы ориентируемся. Пространство и время без карт и GPS

M. R. O’Connor

WAYFINDING

The Science and Mystery of How Humans Navigate the World

КоЛибри®

Маура О’Коннор – выпускница Колумбийской школы журналистики, журналист и репортер, пишущая на темы внешней политики, международного развития, науки и этики. Вела репортажи из Африки, Афганистана и Гаити. Ее статьи публиковались в Foreign Policy, Slate, The New Yorker, The Atlantic, Atavist, Nautilus и Harper’s. В 2016 г. получила грант Программы научной журналистики МТИ.

Трубный глас, призывающий нас отложить смартфон, выйти из дома и исследовать окружающий мир подобно нашим предкам – пока мы еще не полностью разучились делать это.

Sydney Morning Herald

Рассказ О’Коннор о теории когнитивных карт отличается серьезностью и полнотой охвата. И обычные читатели, и мастера ориентирования

найдут здесь для себя нечто новое.

Science Magazine

О’Коннор пишет не только о том, что владение искусством находить свой путь – неотъемлемый признак рода человеческого, но и утверждает, что навыки составления когнитивных карт полезны для здоровья. Для этого она путешествует по Арктике, австралийскому бушу и Южно-Тихоокеанскому региону – без GPS.

Bustle.com

В этой лиричной книге о нашей маленькой сияющей планете и необычной науке о том, как мы ищем на ней свои пути, О’Коннор напоминает: исследование – это путешествие и понимание, и иногда мы лучше видим себя и окружающий мир, когда стоим на нехоженой тропе.

Дебора Блюм, журналист, директор программы Knight Science Journalism в МТИ

Эта книга, раскрывающая столько тайн, – словно великое приключение. О’Коннор ведет своих читателей навстречу миру, к тому, что скрыто в глубине наших душ. Найдите свой путь вместе с ней.

Николас Карр, автор книги «Стеклянная клетка»

Всестороннее исследование человеческого разума и навигации. О’Коннор сплетает воедино разные науки без лишних сложностей, и это увлекает до самой последней страницы.

Мэри ван Балгой, исполнительный директор Женского географического общества

На плато к востоку от Денвера мы арендовали машину и поехали строго на юг по прямой как стрела федеральной автостраде № 25 к городам Колорадо-Спрингс и Пуэбло. Я смотрела, как мимо со скоростью 110 километров в час проносится равнина, на которую отбрасывают причудливые тени кучевые облака у нас над головой. Миновав границу Нью-Мексико, мы повернули на юго-запад, обогнули Государственный лесной заповедник Санта-Фе, проехав через Симаррон, затем повернули на запад к Игл-Нест и Энджел-Файер. Ночевали мы в мотеле в Таосе, и утром мне пришла идея посетить местные горячие источники на берегу реки Рио-Гранде. Я ввела название источника в навигационное приложение на своем телефоне, после чего мы выехали из города и, следуя указаниям навигатора, свернули на грунтовую дорогу, которая вела к поросшей полынью долине. Потом мы долго петляли по грунтовым дорогам, не имевшим названия. Я прилежно следовала указаниям телефона, пока вдруг не поняла, что дорога закончилась и ехать дальше некуда. Мы вышли из машины, навстречу облачкам пыли и примятой полыни, прошли вперед метров пятнадцать и оказались на краю утеса. Наклонившись вперед, я увидела внизу, метрах в тридцати, волны Рио-Гранде.

Наверное, где-то поблизости был горячий источник, и если бы мы захватили с собой веревки и страховочное снаряжение – или парашют, – то могли бы спуститься с меньшим риском для жизни. Нелепое положение, в котором мы оказались, заставило меня рассмеяться. Но потом я задумалась: в результате каких математических вычислений, основанных на неизвестной и, возможно, устаревшей карте, появился этот убийственный маршрут? И почему, думала я, мы наивно верили бестелесному алгоритму и его основанным на данных спутников указаниям, которые привели нас к крутому обрыву? Я забыла, что телефон ничего не знает ни о том, могут ли люди летать, ни о сезонных изменениях русла Рио-Гранде, поскольку у него отсутствует личный опыт, а есть только программа, которую мог составлять человек, ни разу не бывавший в Нью-Мексико.

Известная романистка Одри Ниффенеггер писала, что заблудившиеся люди по-разному реагируют на ситуацию, в которой оказались. Некоторые паникуют. Другой вариант реакции – «признать, что вы оказались не в том месте, и изменить свое восприятие мира» [1] . Мы вернулись к машине и уселись на теплый капот. Отрезанные от пуповины GPS, мы другими глазами взглянули на окружавшую нас местность. Перед нами простирался лабиринт из кустов, тянувшихся на многие километры, до самого подножия гор, на которые теперь наползали лиловые тени приближающейся грозы. Как называлось это место? Мы понятия не имели. Карты у нас тоже не было. Со своего импровизированного наблюдательного пункта мы смотрели, как надвигаются два грозовых фронта, с севера и с юга. Вихри и громовые раскаты стремительно приближались, словно перекати-поле по степи. На землю упали первые капли дождя, и мы поспешили выбраться из пустынного лабиринта на мощеную дорогу, которая приведет нас в безопасные, обозначенные на карте места.

Я

еще долго вспоминала то чувство дезориентации, испытанное в Нью-Мексико. Меня поражало то, до какой степени электронное устройство влияет на мое перемещение по миру, как оно завладело моим вниманием, приглушило восприятие и убаюкало до состояния, близкого к пассивности. И я стала иначе относиться к технике, которую держала в руке, – с подозрением. Мне было двадцать шесть, когда появились первые смартфоны с навигационными приложениями, – в детстве, подростковом возрасте и в начале взрослой жизни для ориентации на местности я опиралась на опыт, привычку, разведку, бумажные карты, дорожные указатели, рассказы других людей, а также на метод проб и ошибок. Смартфон я купила, уже учась в аспирантуре, когда подрабатывала газетным репортером, – для того чтобы прочесывать окраины Нью-Йорка в поисках сюжетов и освещать срочные новости. Всего несколько десятилетий тому назад правительство Соединенных Штатов оберегало технологии геолокации как военную тайну. А теперь я могу узнать широту и долготу того места, где нахожусь, с точностью до нескольких десятков метров, свою скорость с точностью до сантиметра в секунду, время с точностью до миллионной доли секунды, и это дает мне надменное ощущение власти над окружающим миром. Мой телефон быстро – оглядываясь назад, можно сказать, что пугающе быстро, – превратился в единственное средство моей навигации, и в этой зависимости я была не одинока. В 2008 г., когда у меня появился смартфон, всего 8 % владельцев мобильных телефонов в Америке пользовались навигационными приложениями для доступа к картам и прокладки маршрута; в 2014 г. таких было уже 81 %. За период с 2010 по 2014 г. количество устройств GPS удвоилось, с 500 миллионов до 1,1 миллиарда. Некоторые маркетологи прогнозируют, что к 2022 г. их количество увеличится до 7 миллиардов, в основном за счет использования GPS за пределами Европы и Северной Америки. Возможно, вскоре почти у каждого на земном шаре будет свое устройство GPS.

Персональные приборы спутниковой навигации – это апофеоз блистательной эпохи человеческих путешествий, эпохи гипермобильности. У большинства людей есть возможность отправиться туда, куда они хотят, и тогда, когда они хотят, преодолевая расстояния, немыслимые для наших предков, со скоростями, которые показались бы фантастическими всего сто лет тому назад. То, что раньше считалось экспедицией, превратилось в каникулы. Путешествие стало увеселительной прогулкой. Когда в 1271 г. венецианец Марко Поло отправился на Восток, ему понадобилось четыре года, чтобы добраться до Шанду и империи хана Хубилая – в наше время это территория Китая. На родину он вернулся лишь через двадцать лет. В 1325 г. Ибн Баттута, один из величайших путешественников Средневековья, отправился в Мекку, но зашел далеко на запад, дойдя до Мали, и далеко на восток, сумев добраться до Китая. На это ему понадобилось двадцать девять лет. Технология изменила само понятие путешествия: английское слово journey происходит от латинского diurnalis, «дневной». В древнеримскую эпоху за день можно было преодолеть максимум 50–65 километров – верхом. С 1950-х гг., с началом эры реактивных самолетов, любой, кто может заплатить за билет и имеет паспорт, способен за день проделать путь, который раньше занимал всю жизнь – и на котором путешественника поджидали самые разные опасности, в том числе голод и смерть. Такая свобода радует. То, чего мы добились, поразительно; доступ, которым мы обладаем, беспримерен. Но нам стоило бы задуматься о том, что мы утратили в этом процессе сжатия пространства и времени. Путешественница Гертруда Эмерсон Сен, которая в 1925 г. основала Женское географическое общество, 50 лет спустя задавалась вопросом, являются ли сегодня «путешествия в Арктику, Антарктику или любую другую удаленную область, куда теперь можно долететь за несколько часов, столь же захватывающими, как наши, в былые дни, когда мы плыли на медленных грузовых пароходах, ехали на верблюдах и лошадях или шли пешком» [2] .

Поистине, за последнее столетие способы путешествий и взаимоотношения с пространством и временем менялись с невероятной скоростью. Мы превратили дороги в автострады, авиаперелеты стали массовыми, а поезда – сверхскоростными; скоро наши автомобили, возможно, станут беспилотными. Маршалл Маклюэн был убежден, что «после трех тысяч лет взрывного разброса, связанного с фрагментарными и механическими технологиями, западный мир взрывается вовнутрь. На протяжении механических эпох мы занимались расширением наших тел в пространстве. Сегодня, когда истекло более столетия с тех пор, как появились электронные технологии, мы расширили свою центральную нервную систему, объяв весь мир, и упразднили пространство и время, по крайней мере в пределах нашей планеты» [3] .