Как не надо писать. От пролога до кульминации
Шрифт:
Акт первый
Экспозиция
Остроумец Франсуа Рабле писал против правил – так не надо было писать в эпоху Ренессанса. И как раз поэтому его сочинения, изумлявшие современников, сделались одной из основ современной европейской литературы.
Среди множества рискованных пассажей в сатирическом романе «Гаргантюа и Пантагрюэль» можно встретить и такой:
? Отказавшись от длинных предисловий и подходов, коими обыкновенно пользуются заядлые постники, не вкушающие мяса, и воздыхатели, довольствующиеся созерцанием предмета страсти, в один прекрасный день
– Сударыня! Это было бы в высшей степени полезно для страны, приятно для вас и почётно для всего вашего рода, а мне требуется всего лишь ваше согласие от меня зачать.
Антикоучинг прост и откровенен, как персонаж Рабле, поэтому первым делом разрушает иллюзии, начиная с главной.
О деньгах
Коучи уверяют, что даже новичок, научившийся писать, как надо, вскоре получит золотые горы. Это «ошибка выжившего» № 10. Застарелое заблуждение родом из XIX века, когда финансовых успехов добивались, к примеру, Пушкин и Чехов. Соблазнительно примерить на себя их лавры в литературе, но что касается гонораров…
Как это было у Пушкина?
Потомок старинного дворянского рода, обладатель бойкого пера, Александр Сергеевич Пушкин считается первым российским профессиональным литератором. Исследователи утверждают, что за семнадцать лет писательства ему выплатили гонораров на 255 180 рублей ассигнациями, в среднем по 15 000 рублей в год. Много это или мало?
Для сравнения: выпускник Царскосельского Лицея, определённый в Коллегию иностранных дел, коллежский секретарь Пушкин получал 700 рублей в год, как и другие чиновники Х класса по Табели о рангах.
Современники считали, что достойно содержать семью в столичном Санкт-Петербурге может чиновник на должности не ниже директора департамента, получающий 6 000 рублей в год (3 000 рублей жалованья и 3 000 так называемых столовых).
Пять рублей – цена первого издания романа «Евгений Онегин» целиком в одной книге. За сотню крымских устриц тогда спрашивали по восьми рублей, за сотню английских – по двенадцати. От восьми до двенадцати рублей стоила бутылка шампанского «Вдова Клико» или «Моёт»; за четыре рубля продавали бутылку мадеры. Немец-коммерсант присмотрел в поэме «Бахчисарайский фонтан» строку «Яснее дня, чернее ночи» – и за невероятные пятьдесят рублей купил её у Пушкина для рекламы обувной ваксы.
Сам поэт в стихотворном разговоре с книгопродавцем обмолвился:
Я время то воспоминал,Когда, надеждами богатый,Поэт беспечный, я писалИз вдохновенья, не из платы…Книгопродавец не стал возражать:
Прекрасно. Вот же вам совет;Внемлите истине полезной:Наш век – торгаш; в сей век железныйБез денег и свободы нет…Чуть дальше он продолжает:
Постыло вам и сочиненье.Позвольте просто вам сказать:Не продаётся вдохновенье,Но можно рукопись продать.И поэт с готовностью соглашается:
? Вы совершенно правы. Вот вам моя рукопись. Условимся.
Пушкин любил прихвастнуть: «Я живу только с дохода от тридцати шести букв алфавита»…
…но при этом на пару с отцом регулярно перезакладывал в Опекунском совете тысячу крепостных – по десять целковых за душу. Сделавшись за пять лет до смерти камер-юнкером, уже в этом придворном ранге Пушкин взял из казны ссуду в 30 000 рублей, которую так и не вернул. Николай Первый распорядился платить ему ежегодное жалованье – 5 000 рублей, половина которых уходила на оплату двенадцатикомнатной квартиры с помещениями для двух десятков слуг, каретным сараем и дровами. После смерти Пушкина вдова и четверо малолетних детей получили в наследство долги почти на 140 000 рублей, целое состояние. Неподъёмную сумму выплатил император из личных денег.
В подобных случаях принято говорить: по доходам и расходы. Только расходы Александра Сергеевича оказались ощутимо больше доходов.
Как это было у Чехова?
Внук крепостного крестьянина, выкупившего себя с семьёй на волю, Антон Павлович Чехов к началу XX века был одним из самых дорогих российских писателей: ему платили до 1 000 рублей за один печатный лист, то есть за шестнадцать книжных страниц…
…но в двадцать три года, начиная литературную деятельность, он получал скромный оклад – 100 рублей в месяц – и жаловался: «Нет сил переменить свой серенький, неприличный сюртук на что-либо менее ветхое».
На пятом году писательства Чехов заставил издателей повысить гонорар втрое – с пяти копеек за строку до пятнадцати. Это далось дорогой ценой:
? В «Газету» я писал, но через силу, поневоле, чтоб не заставить свою фамилию жить на чужой счёт, писал мерзко, неуклюже, проклиная бумагу и перо. Будь у семьи деньги, я, конечно, не писал бы и туда.
И ещё:
? Душа моя изныла от сознания, что я работаю ради денег и что деньги центр моей деятельности. Ноющее чувство это вместе со справедливостью делают в моих глазах писательство моё занятием презренным, я не уважаю того, что пишу.
Вот как не надо писать, по точному и беспощадному мнению мастера.
В тридцать два года Чехов, уже известный всей читающей России, купил имение Мелихово с поместьем в 213 десятин земли – это 23 200 соток или 324 футбольных поля – за 14 000 рублей…
…только денег таких у него не было. «Уплачено продавцу-художнику наличными 4 000 и закладною в 5 000 по 5 % на десять лет. Остальные 4 тысячи художник получит из земельного банка, весною, когда я заложу именье в оном банке. Видите, как выгодно! Через 2–3 года у меня будет 5 000, и я погашу закладную, и останусь при одном только 4-тысячном банковском долге, но извольте-ка прожить эти 2–3 года, шут возьми! Дело не в процентах – их немного, меньше 500 в год, – а в том, что всё время обязан думать о сроках и о всякой гадости, присущей долговым обязательствам».