Как оболгали великую историю нашей страны
Шрифт:
В результате свержение царя было куплено большой кровью солдат и офицеров. Они честно воевали в это время на фронте, им бы немало помогала пулеметная поддержка, которую могли бы оказать пулеметные тыловые части, вооруженные до зубов. Но эти части придерживали совсем для других целей. Революционная зараза словно поразила мозг крупнейших военачальников, которые в угоду собственным эгоистичным намерениям пожертвовали своими подчиненными, а в конечном счете пожертвовали и всей страной.
Долгая дорога ко Второй великой смуте
Если присмотреться к биографиям ключевых участников Февральской революции и заметных фигурантов событий, непосредственно с ней связанных, то нетрудно заметить, что против монарха помимо иностранных государств выступили и весьма разношерстные силы внутри самой России. Это и представители промышленников, и общественные деятели, земские и думские круги, политические партии, крупный генералитет, члены масонских лож и даже ближайшие родственники царя. Столь широкий протест как будто дает основание говорить о том, что Николай II был никуда не годным правителем, да и монархия как система управления нашей страной отжила свой век. Именно такая точка зрения господствовала в советской историографии и была распространена даже в белоэмигрантской среде, хотя и отвергавшей большевизм, но тем не менее резко критиковавшей дореволюционные порядки.
Очевидно, что революция созревала многие годы. Действительно, события, которые привели к Великой смуте начала XX века, своими корнями уходят далеко в прошлое. Зарождение революционной идеологии в России нередко относят к началу XIX века. Столь широкие временные рамки не позволяют в одной книге подробно осветить вопрос. Здесь необходимо привлечение огромного числа документов, в том числе из иностранных архивов, малодоступных или вовсе до сих пор засекреченных. Некоторые аспекты проблемы носят особо специфический характер. Например, серьезных исследований по масонской тематике очень немного, а псевдоисторические «работы» про «вездесущих вольных каменщиков» нельзя рассматривать в качестве достоверного источника. Спекулятивные по своей сути, во многих случаях откровенно мистические, они лишь окарикатуривают проблему и мешают объективному исследованию. Поэтому я постараюсь осторожно наметить лишь некоторые контуры того, что реально произошло в Феврале 1917 года.
В XIX веке постепенное приобщение все более значительных масс населения к образованию породило в нашей стране феномен «лишних людей». Система отбора кадров функционировала таким образом, чтобы на высшие должности назначались люди максимально образованные. Существовал очень жесткий образовательный ценз. В результате управленческий аппарат империи был укомплектован высококвалифицированными специалистами. Однако если все крупные посты оказывались заняты, условно говоря, «первыми и вторыми учениками», то в какое положение это ставило «третьих учеников»?
Человек склонен в своих неудачах винить что угодно и кого угодно, но только не себя. Неудивительно, что люди, по своим качествам несколько недотягивавшие до того, чтобы занять место на верху социальной лестницы, были недовольны своим статусом. Образование, которое они получили, сформировало у части интеллигенции и тем более у полуинтеллигенции завышенные амбиции, а виновником своих бед они считали те порядки, которые и не позволили им стать во главе страны. Отчасти именно из этого вытекала идея ограничения власти царя, а то и полного устранения самой монархии. Коль скоро «третьих учеников» не пускали во власть, то они стремились убедить себя и всех окружающих в том, что, мол, самодержавие душит образованных людей, «ограниченные бюрократы» не способны оценить их талант и т. д. А раз так, то необходимо устранить «препятствие».
Этот психологический мотив облекался в форму возвышенных лозунгов о благе России, но здесь главную роль играл чисто эгоистический интерес. Неудивительно, что такие люди мечтали о парламенте. Им казалось, что на свободных выборах они легко докажут «свое право» войти в управленческую элиту страны. Но парламента в России не было, государственный аппарат даже уездного уровня не избирался, а назначался. Ситуация резко изменилась, когда в России началась земская реформа 1864 года, которая ввела институт выборности (хотя и ограниченный имущественным цензом) в органы местного самоуправления. Таким образом, в России сложилась ситуация, когда довольно значительная часть хозяйственной жизни стала управляться не назначенными государством чиновниками, а «гласными», как тогда называли депутатов земств. По сведениям центрального статистического комитета, уездные гласные в 1883-1886 годах распределялись по сословиям следующим образом: дворяне и чиновники — 42,4 %, крестьяне — 38,4 %, духовенство — 2,3 %, прочие сословия — 16,9 %.
Итак, в России со второй половины XIX века был уже не один, а два источника власти. Очень скоро между ними началось соперничество, в том числе и по вопросам разграничения полномочий. В земствах говорили, что на местах люди разбираются в специфике региона лучше, чем в центре, требовали от государственных органов «не вмешиваться в их дела» и т. д. Знакомая картина, не правда ли? Земские вопросы стали излюбленной темой для критики властей.
Надо сказать, что в те годы появился термин «земская интеллигенция»: служащие, которых нанимали земства для своих нужд. Их еще называли «третьим элементом». Николай Бердяев в работе «Духовный кризис интеллигенции» дал убийственную характеристику этому слою: «В интеллигентский “третий элемент” входят не только статистики — этот классический тип средней интеллигенции, — земские служащие, но и газетные литераторы, профессиональные революционеры, студенты, бегающие с урока на общественные собрания, девушки с зубоврачебных и акушерских курсов, начинающие адвокаты, мелкие служащие в управлениях железных дорог и т. п. В массе это люди полуобразованные, обиженные на мироздание, но всегда приписывающие себе прерогативы спасителей отечества».
Перед нами не что иное, как полуинтеллигенция, то есть люди, благодаря некоторому образованию уже интересовавшиеся политикой и экономикой, имевшие соответствующие амбиции, но по своему уровню ни в коей мере не соответствующие задачам государственного управления. Конечно, большинство из них не могли быть гласными, на их пути стоял имущественный ценз, но у них были возможности оказывать влияние на принятие решений в земствах. Разумеется, не эти люди свергли многовековую монархию. Как уже ранее говорилось, царь столкнулся и с оппозицией в лице высокопоставленных лиц, но эти представители управленческой элиты прекрасно поняли, каким взрывоопасным материалом является «третий элемент», и постарались использовать его в своих целях. Как отмечает известный историк революции Георгий Катков, именно из земств и близких им учреждений формировались кадетская и октябристская партии, то есть организации, требовавшие ограничения власти монарха.
Обратимся к мемуарам видного деятеля земского движения Дмитрия Шипова. Вот как он описывает разговор с министром внутренних дел Российской империи Вячеславом Плеве, который состоялся в 1902 году.
«Плеве: Я желал бы выслушать ваше мнение относительно значения, так называемого, “третьего элемента” в земских учреждениях. Контингент лиц, приглашаемых на земскую службу, быстро растет количественно, приобретает, по-видимому, все большее значение, а, между тем, в громадном большинстве представляется далеко неблагонадежным в политическом отношении.
Шипов: Высказываясь пред вами с полной откровенностью, я должен сказать, что по глубокому моему убеждению, будущность земского дела заключается в “третьем элементе”.
Плеве: Неужели?!» [94]
Характерно, что незадолго да этого разговора эсер Степан Балмашев убил министра внутренних дел Дмитрия Сипягина. Ему на смену пришел Плеве. Сторонник твердой государственный власти, Плеве прекрасно понимал угрозу, исходящую от «третьего элемента». А посмотрите на Шипова. Отлично зная, что в стране уже завелась зараза «революционного терроризма», он тем не менее связывает будущее земств с откровенными врагами нашей страны. В 1904 году Плеве погиб за Россию от рук эсера Сазонова, бросившего бомбу в карету министра. А Шипов, так много сделавший для раздувания революционного пожара, сам и сгорел в нем. Он окончил свои дни уже при большевиках в Бутырской тюремной больнице.
94
Шипов А. Н. Воспоминания и думы о пережитом. — М.: РОССПЭН, 2007. С. 205.