Как остановить время
Шрифт:
Мысли у меня разбегались.
Со мной это происходило все чаще. Я и раньше про такое слыхал. Другие альбы об этом толковали. Когда перевалишь за половину отпущенного тебе срока, тебя переполняют мысли, распирают воспоминания. Появляется головная боль. Сегодня было еще терпимо, но забыть о себе боль не давала.
Я постарался сосредоточиться. Удержать момент настоящего, в котором всего несколько секунд назад я наслаждался процессом собеседования. Наслаждался ощущением относительной обыкновенности происходящего. Или ее иллюзией.
Никакой обыкновенности в природе не существует. По крайней мере, для меня.
Надо
– Что ж, Том, должна сказать, что вы и ваше заявление произвели на меня очень благоприятное впечатление.
Том.
Том Хазард [2] .
Мое имя – подлинное имя – Этьен Томас Амбруаз Кристоф Хазард. С него все началось. С тех пор каких только имен я не носил и чем только не занимался. Но, впервые попав в Англию, я вскоре растерял все завитушки и стал просто Томом Хазардом.
2
Случай, случайность, шанс (англ.).
Сейчас, услышав его, я почувствовал себя так, словно вернулся домой. Имя эхом звучало у меня в ушах. Том. Том. Том. Том.
– Вы выбили сто из ста. Но вы бы получили эту работу в любом случае.
– Правда? Почему?
Она удивленно подняла брови:
– Потому что других соискателей нет!
Мы дружно рассмеялись.
Но смех умер, едва родившись и прожив меньше однодневки.
Потому что она продолжила:
– Я живу на Чэпел-стрит. Что-нибудь знаете об этой улице?
Еще бы мне не знать! От ее вопроса я вздрогнул, как от порыва ледяного ветра. В висках застучало. Перед глазами возникло лопающееся в духовке яблоко. Зря я сюда вернулся. Зря просил об этом Хендрика. Я подумал о Роуз, о нашей последней встрече, о ее полных отчаяния глазах.
– Чэпел-стрит… Не припоминаю. Нет. Нет, боюсь, не знаю.
– Не волнуйтесь. – Она отхлебнула кофе.
Я бросил взгляд на портрет Шекспира. Кажется, он смотрел на меня как на старого друга. Под портретом – цитата.
Мы знаем, кто мы такие, но не знаем, чем можем стать [3] .
– У меня предчувствие насчет вас, Том. Предчувствиям стоит доверять, как вы думаете?
– Пожалуй, да, – ответил я, хотя чему-чему, а предчувствиям я никогда не доверял.
Она улыбнулась.
Я улыбнулся в ответ.
Встал и направился к двери.
– До встречи в сентябре.
– Ха! В сентябре! Сентябрь… Время пролетит, и не заметишь… Время, это, понимаете, такая штука. Кстати, вот вам еще одна примета старости – ход времени ускоряется.
3
Уильям Шекспир. Гамлет, принц датский. Пер. М. Лозинского.
– Хорошо бы, – пробормотал я.
Она меня не услышала и продолжила:
– И дети.
– Что, простите?
– Дети тоже ускоряют бег времени. У меня трое детей. Старшей дочери двадцать два года. В прошлом году она защитила диплом. Вроде бы еще вчера играла в «Лего», а сегодня получает ключи от собственной квартиры. Двадцать два года промчались, я и глазом моргнуть не успела. А у вас есть дети?
Я стиснул дверную ручку. Снова он, момент истины. Пока он длится, в нем с болью оживают тысячи других.
– Нет, – сказал я, что для меня было проще, чем выдать правду. – У меня нет детей.
Дафна, видимо, почувствовала неловкость. Я ждал, что она что-то добавит, но вместо этого услышал:
– До встречи, мистер Хазард.
В коридоре, где тоже воняло дезинфекцией, на полу, привалившись к стене, сидели два подростка и с истовостью старых священников, читающих молитвенник, таращились в свои смартфоны. Я обернулся к Дафне: она уже уставилась в компьютер.
– Да, до встречи.
Я вышел из кабинета Дафны Белло, а затем и из школы, пребывая одновременно в двадцать первом веке и в семнадцатом.
Весь путь до Чэпел-стрит – около мили чередования букмекерских контор, тротуаров, автобусных остановок, бетонных фонарных столбов и унылых граффити – я проделал словно в трансе. Улицы казались слишком широкими. Домишки на Чэпел-стрит исчезли, на их месте в начале девятнадцатого века выросли высокие и строгие – под стать породившей их эпохе – здания красного кирпича.
На углу, где, помнится, стояла маленькая заброшенная церковка, возле которой вечно ошивался сторож, теперь разместилась закусочная KFC. Ее красный пластик пульсировал рваной раной. Зажмурившись, я прошел дальше по улице, пытаясь по памяти найти тот дом, и шагов через двадцать остановился. Открыл глаза. Дом, соединенный общей стеной с соседним, ничем не напоминал тот, в который я пришел сотни лет назад. Без номера над входной дверью, по нынешней моде выкрашенной синим. В окне гостиной виднелся телевизор, подключенный к игровой приставке. На экране взорвался инопланетянин. Голова у меня раскалывалась, я едва держался на ногах, будто вернувшееся прошлое всосало в себя почти весь кислород из воздуха или изменило законы тяготения. Отступив на шаг, я прислонился к припаркованной машине – очень осторожно, не наваливаясь всем телом, – но все равно сработала сигнализация.
Ее оглушительный вой прозвучал для меня горестным воплем, оплакивающим всю мою жизнь начиная с 1623 года. Я поспешил убраться подальше от этого дома, с этой улицы, сожалея, что не могу с такой же легкостью уйти от прошлого.
Лондон, 1623
Я был влюблен всего один раз в жизни. Так что в известном смысле я, пожалуй, романтик. Сладостная мысль о том, что тебе повезло встретить настоящую любовь, с которой не сравнится ничто на свете, вскоре грубо вытесняется кошмаром реальности. Наступает после – бесконечные годы, а то и века одиночества. И ты продолжаешь существовать, хотя смысл твоего существования исчез.
Смыслом моего существования была Роуз.
После того как ее не стало, большая часть чудесных воспоминаний стерлась, оставив в памяти только ее кончину. Конец стал ужасным началом. Помню последний день, который я провел с ней. Этот день, когда я направился на Чэпел-стрит, чтобы повидаться с ней, многое определил на грядущие века.
Итак…
Я стоял перед ее дверью. Постучал. Подождал и вновь постучал.
Стоявший на углу церковный сторож, мимо которого я только что прошел, сделал ко мне пару шагов.