Как писать книги
Шрифт:
Исследовав описываемый мир, автор проявит уважение к материалу и к проекту в целом. Без уважения нормальной межавторской книги не создать.
Если сравнить творчество с браком, то свой личный проект я бы назвала браком по любви, а работу в межавторском проекте — браком, основанном на уважении.
И в том, и в другом случае брак возможен; более того, брак, построенный на уважении, считается более прочным. Спокойным. Почтенным. Но, опять же, уважение не требует всего человека — в отличие от любви. Любовь — это всегда риск. Точно так же и книга, написанная исключительно из любви, из внутренней потребности ее создать, всегда представляет риск
Побудительным мотивом в создании «настоящего произведения» всегда служит жажда творчества, желание дать жизнь чему-то, чего еще нет. При написании книги в межавторском проекте побуждения могут быть различными, например, «за компанию», но чаще всего это желание подзаработать.
Иными словами, мы видим совершенно разный подход к творческому процессу и совершенно разных авторов.
Итак, работа в межавторском проекте начинается с создания образа автора. Проще, когда образ автора маркируется псевдонимом. «Образ автора» меньше, чем собственно-писатель. В первую очередь задействованы его навыки опытного и грамотного ремесленника. Для работы в межавторском проекте «образу автора» необходимо подчиняться дисциплине и не выходить за заданные рамки. С «образом автора» трудно расстаться, особенно если это был ваш первый контакт с миром писателей-издателей, поэтому разумно пользоваться псевдонимами.
Но если работа в межавторском проекте полностью удовлетворяет ваши творческие потребности и отвечает вашему истинному авторскому «я», то проблема вообще не возникает.
Образ читателя
Кто читает книгу?
Ответ очевиден — читатель.
Существует расхожее определение: «Секрет успешного писательства в том, чтобы самому быть первым читателем собственной книги». Это одна из тех «очевидных» истин, которая на самом деле является ложью.
Будучи писателем на протяжении двух десятков лет, я никогда не была нормальным читателем собственных книг. Чужих — да, я умею быть благодарной, умею закрывать глаза на очевидные недостатки книги, если замечаю в ней столь же очевидные достоинства, могу встать на точку зрения автора, могу разозлиться и порвать книгу в клочья — словом, я читатель неравнодушный и, следовательно, хороший.
К своим книгам я отношусь совершенно по-другому.
Меня спрашивают иногда: «Какую вашу книгу вы любите больше всего?» Или «какой гордитесь», «какая вам дороже остальных»?
Каждая из моих книг была написана ровно тогда, когда она была мне необходима. И в момент написания не существовало ничего дороже и важнее. У меня могут копиться задолженности по коммунальным платежам, поблизости могут плавать более-менее денежные заказы, но если я пишу ту книгу, без которой сейчас не представляю своего существования, — мою книгу, — все останавливается. «Пока русский царь ловит рыбу, Европа может подождать».
Каким же «читателем» своей книги я могу при этом быть? Да совершенно никаким. Сочинение романа вообще ничего общего с читательством не имеет.
На помощь вроде бы приходит другая расхожая фраза: «Необходимо писать только те книги, которые сам бы хотел прочесть». Опять неправда. На уровне побудительного толчка это еще худо-бедно сойдет за истину. Душа чего-то требует, ну там чтобы Он все-таки сказал Ей, а не удирал от нее в свои войны и подвиги, — а в романах все как-то не так. И бывший читатель, неудовлетворенный творениями предшественников, берется за перо…
В принципе, такое возможно. Но
Я исхожу из того, что в относительно свободном обществе человек волен выбирать, читать ему или писать, и выбор этот совершается свободно и, по определению отцов инквизиторов, «добровольно». Никто не вынуждает человека говорить «да». «Да, я лучше напишу книгу, чем найду более-менее удовлетворяющую меня». — Не найдешь ты ничего, что бы тебя удовлетворило. Душа требует совершенно другого процесса и другого уровня погружения в текст и сюжет. Поэтому-то ты и пишешь, только поэтому.
Я хочу подчеркнуть, что импульс «быть читателем» и импульс «быть писателем» — это совершенно разные импульсы.
Написать, чтобы прочесть, и быть первым читателем своей книги, — это нереально. Самообман.
Совершенно по-разному, например, строятся отношения между читателем и героями — и писателем и героями. Писатель имеет право распоряжаться всеми героями. Тиранически и полновластно. Читатель вообще ничем не распоряжается, ему уже «сделали красиво», он сидит и пассивно получает удовольствие.
Как я перечитываю свои книги? Я их перечитываю время от времени. Часа два в полгода трачу на это дело. Вдруг стукнет что-то, возьму с полки и перелистаю. Нет, даже спустя десять лет я не в состоянии быть их читателем, относиться к ним объективно. Я могу перечитать «Завоевателей» — свой наименее популярный фэнтези-роман, типичную «вторую книгу», — и рыдать: «Так гениально я уже никогда в жизни не смогу писать!» Но длится эта эйфория недолго. Спустя пару дней я просто не в состоянии воспринять даже абзац этого текста: неудачный подбор слов, нелепые поступки, неестественные персонажи, как я вообще ухитрилась написать такую лажу — и т. п. И это — относительно книги, которая была сочинена в 1992-м году! Казалось бы, костер давно остыл, а вот поди ж ты.
То же самое может касаться и любого другого романа. Нет, никаким читателем здесь я выступать не могу. Не получается. Это какие-то куски жизни, давно оторванные и отданные людям, меня «там» уже давно нет, но об объективности все равно не может быть и речи.
А что же только что написанные книги? Выхваченные из сердца, немного отлежавшиеся и готовые для первого прочтения? Какими глазами я их перечитываю прежде, чем отдать окончательный вариант читателю?
Ответ, я думаю, здесь очевиден: глазами редактора. Холодного, проницательного, безжалостного и злобного существа, которое вымарает гору прилагательных, вычеркнет целые абзацы, в которых Капитан Очевидность растолковывает читателю смысл только что описанной сцены, и совершит еще дюжину человеконенавистнических деяний.
Читатель так не читает. Читатель сидит в кресле, разинув рот, и простодушно верит всему, что наплел ему автор. Читатель не вымарывает, не вписывает, не заменяет слова. Читатель никогда не ощущает такой кровной связи с текстом, когда «все позволено» и «ничего не позволено», пропасти и бездны, и жизнь и смерть героев в его руке.
Поэтому — нет и нет. Человек не пишет книги, которые хочет прочесть. Человек пишет книги, когда не хочет читать. Человек не является первым читателем своей книги. Он может быть ей редактором, корректором, он может быть ее издателем, иллюстратором, продавцом. Но он никогда не будет ей посторонним.