Как приручить одинокого волка
Шрифт:
хриплым полушёпотом произнесло это олицетворение порока. Ох как же он был хорош, его глаза горели хищным огнём, мышцы бугрились, выдавая напряжение, а на лице застыла опасная усмешка одним только краешком губ, которые совсем недавно лишали меня воли и разума.
— Сейчас узнаешь, — мои слова звучали как угроза, и я была не на шутку раззадорена. Думаешь только ты можешь меня доводить до исступления? Держись, красавчик.
Я снова взялась за масло и продолжила массаж ног, поднимаясь к бёдрам. Скользнула по внутренней их части и прошлась ладонью по мошонке, сначала слегка касаясь, а затем смелее поглаживая и сжимая. Пока одна моя рука была занята этим, вторая взялась за член, чтоб крепко охватить его и начать движение вверх и вниз.
Глава 24
Я честно старался
Я видел по её блестящим глазам, по закушенным губам, как она сама радуется нашей близости и своей власти надо мной. Каждый мой стон наслаждения отзывался в ней вспышками восторга. Она хотела показать мне свою любовь как умела, как редко кому показывала, судя по волнению дрожащих пальцев. Те, с кем я прожигал ночи до встречи со Светой, не трепетали так, стараясь уловить каждый мой вздох и движение.
Когда моя любовь порывисто выдохнула и повела меня в жилую комнату своей квартиры, я заподозрил по отчаянной решимости моей девочки, что она что-то задумала. Когда укладывался на живот, я уже понимал, что это будет массаж. Сколько массажей было в моей жизни?.. Я даже не возьмусь считать. Только вулканы, которые пробуждали во мне любимые руки, были мне самому неведомы. Меня с головой захлёстывала волна желания, я едва сдерживался, чтоб не забыться и не зарычать. Сегодня ночь любви, а не шокирующих откровений, раскрывать свой секрет я пока не планировал. Её пальцы касались каждого сантиметра моего тела, а я упивался восторгом от этого и от её вида, когда смог любоваться ею. Такая волнительная картина могла быть дополнена только её босой грудью, что я сделал сразу же, как только такая идея пришла мне в голову. Я дернул за поясок халата и за кружево её тонкой пижамы, после чего её обласканная мною грудь предстала во всей красе с возбуждёнными острыми сосками. Лучше бы я лежал смирно, потому что мне казалось, что меня разорвёт на клочки от желания. И я не смог больше терпеть, когда она коснулась моего члена. Сжав её в своих объятиях, я очень боялся ей навредить, потому что плохо соображал от взбесившихся гормонов. Возможно, как раз эта боязнь слегка отрезвила меня и позволила не съесть Свету, хотя мне очень этого хотелось, особенно, когда я припал к её одуряюще ароматной коже и втянул губами сосок.
Немного придя в себя, я усадил её сверху и предложил продолжить начатое. Я сам не верил, что я смог это сделать. И страшно гордился своей нешуточной выдержкой, пока она истязала мою силу воли своими жаркими прикосновениями.
Когда я почувствовал, что вот-вот произойдёт разрядка, что-то перемкнуло в моей голове и все мои инстинкты завопили, что моё семя должно быть в ней, иное — преступление. Я не соображал, лишь наблюдал за своими движениями, которые стали неожиданностью и для моей сумасшедшей искусительницы. Я двумя руками сорвал с неё короткие шортики вместе с бельём и отбросил рваными лоскутами в сторону. Куплю кучу других. Затем она лишь удивлённо распахнула глаза во всю ширь и беззвучно ахнула, когда поняла, что уже сидит на моих бёдрах, а я нахожусь в ней. Я сделал несколько вдохов и выдохов, пытаясь вернуть разуму контроль над телом, чтоб отлюбить сейчас эту приличную массажистку по полной программе и промассажировать до самого желудка. Я сорвал с неё этот чёртов халат, затем сдёрнул одним движением майку и отправил к остальной куче тряпок. Я хотел быть с ней кожа к коже, вдыхать её запах как бешеный зверь. Солёный запах моря и теплоту воска…
— Почему ты так вкусно пахнешь, что мне хочется тебя съесть? — прошептал я хрипло ей на ухо.
— Не ешь меня, серый волк, — лукаво выдохнула она, а цепь, на которой держалось моё самообладание, рассыпалась на мелкие осколки.
Я целовал её жадно, как еще никого и никогда, вжимал её тело в своё, будто хотел раствориться в ней, слышал её стоны, а где-то на задворках сознания голосил мой разум, что я могу ей сделать больно, но тут же слышал её «Да, ещё» и снова сходил с ума.
Я сидел на постели, а она сидела на мне, обвивая меня своими ногами и руками, будто боялась,
Я увидел словно кадр из чужой жизни, но я был главным действующим лицом. Я обнимал жарко и бережно чьё-то хрупкое и податливое тело. Женщина в моих руках плакала, но не сопротивлялась, я не брал её силой. Я чувствовал её любовь, знал о ней, а оплакивала она свою судьбу, точнее нашу — одну на двоих, но теперь порознь. Её пообещали другому, а мне нечего было предложить её семье кроме своей жизни, которую я бы мог отдать за свою любимую, не задумываясь. Я просил её отца, но он прогнал меня прочь, а моя милая сама просила уехать вдвоём в чужие земли, но слова её родителя въелись в мой мозг «Ты — пёс безродный, что ты дашь моей дочери, что дашь моим внукам? Такую же собачью жизнь, как и у тебя». Я услышал его. И я понимал его. Я отступил. Свадьба была назначена, и я точно знал, что не переживу этого дня. Нет, я не планировал суицида. Но жизнь без женщины, которая была для меня целым миром, переставала быть жизнью. В тот же день купцы собирали обоз на восток, в опасную и трудную дорогу, которая для многих была безвозвратной. И я надеялся, что там и найду свой конец. И в эту бессонную ночь, когда даже луна и звёзды спрятались за темнотой туч, чтоб не видеть наших терзаний, она пришла ко мне. Она прошептала лишь одно, что первым в её жизни буду я или она утопится и станет русалкой, и сбросила с себя накидку, в которой пришла, наброшенную на голое тело…
Вернулся в себя я так же внезапно, чувствуя как задрожала в моих руках Света и запульсировала её плоть, унося и меня за собой в бездну наслаждения. Я целовал её плечи и шею, пальцами сгребая волосы на затылке, чтоб прильнуть к её губам — таким нежным и чувственным. Лаская её, я пытался сбросить мрачное наваждение, аналогию с которым я не мог отрицать — эта ночь тоже для нас была первой и отчаянной. И мы не знали, встретимся ли еще.
Укладывая её разморенную и счастливую на постель и обнимая сзади, я не мог перестать целовать её спину и плечо. И я усмехнулся, услышав её сонный голос:
— Глеб, пощади… Я к таким марафонам не привыкла.
— Спи, моя хорошая. Спи.
Глава 25
Я очень давно не засыпала в мужских объятиях. Собственно, последним, с кем я ложилась в постель, был отец моего сына. Но то, что я ощущала каждой клеточкой сейчас, не шло ни в какое сравнение с тем, что было между мной и отцом Вадика. Я не знаю как это описать, но я будто нежилась в райском облаке — со всех сторон обласканная теплом и любовью.
Я боялась этого чувства и этого слова, потому что каждый раз оно становилось началом конца. Как только я открывалась мужчине и верила в его признания, отвечая взаимностью, то сразу же всё катилось к чертям. Появлялась холодность, отрешённость и даже какая-то брезгливость со стороны мужчин. Я соврала Глебу, так было трижды. Хоть на одного человека, но я приуменьшила свой позор и главную фобию. Делать вид, что это случайность, я уже не могла. Единожды — случайность, дважды — странность, а трижды…
Поэтому отдаваясь во власть своих эмоций, я чувствовала и ноющую боль в области сердца, которая отрезвляла и не давала отрасти моим крыльям, которые пытались прорезаться в обцелованной Глебом спине. Сейчас он был моим, я это ощущала всеми фибрами своей души, но что будет завтра? Я должна быть готовой ко всему. Любовь любовью, но я должна держать эмоции в узде, потому что от моего состояния всецело зависел главный мужчина моей жизни — мой сын.
Раздираемая порханием бабочек в животе и ворочаньем камня на сердце, я сама не заметила, как начала проваливаться в сон. Поначалу яркий и сказочный, он увлёк меня в тенистый лес, где сквозь ветки вековых деревьев пробирались весёлые золотые лучи послеполуденного солнца. Я шла с корзиной, утопая ногами в мягком ковре зеленого мха, выискивая всё, что так необходимо в моей отшельничьей жизни — грибы, ягоды, травы, коренья… Корзина уже не была пустой, но до самого главного я еще не добралась. Моей целью был пчелиный улей, его я оставила напоследок. Кроме душистого лесного мёда мне еще был очень необходим в моём теперешнем ремесле воск. Вот так из завидной невесты через позор и истерики нелюбимого мужа я ушла в отшельницы, обретя силу и помогая людям.