Как раздать долги
Шрифт:
В любом случае все закончилось совсем иначе, чем кто-либо из них мог себе вообразить.
Радин встретил троицу в условленном месте. И сначала, словно бы забыв про основную задачу, пытал несчастного мага, оценивая, достоин ли Леллин его младшей сестрицы. Лин огрызалась и доказывала, что она взрослая девочка и сама в состоянии определить, кто ей подходит. Маг краснел, бледнел, зеленел, заикался, пытался колдовать, нервно сжимал рукоять кинжала, но послушно отвечал на сыплющиеся градом вопросы, чувствуя себя особо опасным пленником на допросе. А Ибор
Старший братец отскочил назад так, будто увидел жутко-прежутко ядовитую змею, и перекрестился, точно пугливый монашек (это вампир, ага!). А маг, попытавшись проделать аналогичный трюк, попросту свалился с лошади.
Вот тут-то Ибор и расхохотался, смаргивая крупные слезы, выступившие на глазах против воли; они скатывались по щекам гнома и застывали каплями в роскошной бороде. Троица скандалистов пристыженно смолкла, неодобрительно поглядывая на единственного зрителя сего фарса. Лин хлопнула себя по лбу, словно бы говоря, что с ними и имя свое забудешь, и потребовала, чтобы Радин немедля показал им вход в подземный храм.
И вот тут-то и случился тот самый крупный и фееричный облом, не позволивший самопровозглашенным героям пожертвовать жизнями во имя чего-то там пафосного, великого и, как обычно, доброго, вечного.
Светило теплое солнышко, лес вокруг них шуршал, пищал и стрекотал, будто не чувствуя холода Хаоса. Даже овраг нашелся на положенном месте, поприветствовав пришельцев зелеными волнами, которые гонял ветер по поросшим высокими травами склонам.
А вот того самого таинственного и зловещего прохода не обнаружилось, словно бы и не было никогда. Друзья вдоль и поперек шарили по самому заурядному, насквозь прозаичному оврагу, пока с них не сошло семь потов, а после устроили привал, расправляясь с запасами еды.
— И что нам делать теперь? — Леллин вгрызся в куриную ножку так, будто бы это она была виновна во всех бедах множественной вселенной.
— Ждать, — трагично вздохнула вампирка. — Наших сил и знаний явно не достаточно, чтобы понять происходящие вещи и стать полноценными игроками в этой партии. Во всяком случае, мы попытались.
Ибор ничего добавлять не стал, он готов был отдать на отсечение бороду, что хитро прищурившийся Радин, осознав, что с жизнью прощаться пока рано, готовился ко второму этапу допроса.
Что ж, стирать зад в неудобном седле стоило уже ради этого. А Габриэль как-нибудь сам справится. Когда это Темный князь и не находил выхода даже из самых сложных ситуаций?
Не было такого и не будет!
Всё было очень просто. Хотелось постучать по столу большой ложкой и потребовать, чтобы немедля подали блюдо поинтереснее.
Я смотрел в карие, с едва заметными нотами зелени глаза Хель. И наверное, впервые за все наши встречи не пытался что-то в них увидеть. В этом странном мире у Убийцы были глаза обычного человека и взгляд тоже не отличался чем-то потусторонним. Почему-то я даже подумал, что Хель не оценила бы этого и поспешила натянуть уродливую маску безумия, скажи я сейчас ей о своих наблюдениях.
Есть такие люди, которым просто необходимо выделяться из толпы. И если они не могут сделать это с помощью привлекательной внешности, идеальной фигуры или острого ума, они нарочно уродуют себя. Заменяют восхищение окружающих людей отвращением, лишь бы только не сливаться с серым, однообразным потоком. Конечно, Хель не выбирала себе такой участи, не мечтала об имени Убийцы и репутации капризной психопатки. Но эта маска уже срослась с ее лицом, а роль проникла в отравленную кровь.
Оставалось только порадоваться, что сейчас она не могла видеть себя со стороны.
Хватило бы одного вопроса, чтобы все встало на свои места. Этот мир — детище Убийцы — он может не повиноваться ей, достраивать себя и изменять, своевольничать. Но знать больше, чем знала сама Хель на момент его создания, — нет. Все, что происходило с Убийцей потом, не отпечатывалось в лабиринтах чужих грез. Мне достаточно было спросить про ребенка творца, о котором сказала Алив, об игре и распределенных ролях, и это бы избавило нас от дальнейшего выяснения отношений. Одна кривая ухмылка и фраза, что я идиот, вообразивший такой бред, и этот самый идиот в моем лице готов сразу же убраться из сего малопривлекательного мира.
А если не бред? Если это действительно было откровением и я опасен для множественной вселенной?
Не хочу знать правду. Извините.
— Мне и здесь неплохо, у тебя определенно есть вкус… — Я повернулся к Мире, словно бы собираясь продолжить разговор, хотя на самом деле ужасно хотелось узнать, какие еще доводы найдет Хель, как попытается переубедить меня, чем попробует купить или шантажировать.
Но Убийца не стала обращаться ко мне второй раз, следующая ее реплика адресовалась Мире.
— Уступи, — потребовала творец, — откажись от него, и я просто забуду об этом инциденте.
Мира криво улыбнулась, покачала головой.
— Это выгодная сделка, — не изменила тона Хель, — иначе…
За спиной творца стоял Элли, внимательно наблюдая за мной, словно стараясь не упустить ни одного вздоха или перемены эмоций на лице. Встретившись взглядом с моим лучшим другом, я заметил его растерянность. Азраэль хмуро кивнул мне, а затем как-то неопределенно повел плечами.
— Что? — Тихий голос Миры звучал торжествующе. — Что сделаешь? Ты давно бессильна… можешь быть лишь тенью, шепотом. Ты просишь, а не приказываешь, жалкая-жалкая, беспомощная Убийца.
— Конечно, — улыбнулась Хель, — здесь я уже давно гостья, а не хозяйка. Но у меня есть право творца. Не отпустишь — уничтожу.
— Меня?! — поразилась Мира, будто угроза могла предназначаться кому-то еще. — Ради того, кого также мечтаешь убить?! Потрясающе!