Как разграбили СССР. Пир мародеров
Шрифт:
Кроме того, хочу подчеркнуть более важную вещь, отвечая на ваш вопрос. Театр — это прежде всего дом, в котором коллектив, труппа — единомышленники. А когда разных режиссеров приглашают на один спектакль, потом на другой, на третий... получается, что в единый организм постоянно вносят чужую кровь, а к чему приводит введение другой группы крови, можно спросить у медиков. Для развития культуры это пагубно, а особенно это вредно для русского театра, который создан на великой русской литературе. Возьмите период от Фонвизина до Твардовского: Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Островский, Чехов, Достоевский, все Толстые, Тургенев, Булгаков... Вот вам навскидку больше десяти великих писателей,
— Один из Ваших коллег сказал о Вас, что, «когда Россия стала жертвой культурного потопа. Вы, как праведный Ной, сумели превратить Малый театр в спасительный ковчег для русского классического искусства». Вам не кажется, что русское классическое искусство и поныне носит такой вот очаговый характер?
— Более того скажу: его пытаются убрать совсем. Разные коллективы сами по себе избегают этой участи. Малый театр, например, жив до сих пор только потому, что у определенных людей на него не поднимается рука, потому что они не могут вслух сказать: «А кому это надо?» Хотя нас, конечно, постоянно обзывают «музейным театром», на что я отвечаю: «Для меня такие слова — большая похвала». (Смеется.) Музейный театр — это же прекрасно! Значит, мы находимся на уровне стандартных, исторических мировых театров. Или нередко звучит упрек в традиционности Малого театра... А каким должен быть русский театр?
Сейчас вот уничтожают Станиславского, хотя до этого говорили: «Станиславский и Малый театр антиподы». Ничего подобного! Я снимался и работал с очень многими великими стариками и во МХАТе, и в Малом театре — с Жаровым, Грибовым, Кторовым, Ливановым, Царевым, и я видел, что все они — друзья между собой. Они не могли воевать, уничтожать культуру во имя собственных амбиций; их, конечно, пытались стравливать, но МХАТ и Малый театр продолжали дружить. Помню, был период, что в выходные дни мы даже менялись сценами: МХАТ играл на нашей основной сцене, а мы в это же время на сцене МХАТа.
Все это я рассказываю к тому, чтобы было понятно, что все искусственное, что было сделано во имя собственных амбиций, на пользу искусству не идет. Зачем, скажем, какая-то часть критики пытается замалчивать, что существует театр Дорониной? И никто не объяснит, почему это делается. Да потому, что Доронина отстояла и спасла в сложное время определенную категорию артистов. Хороших артистов. Да и сегодня она держит этот театр, как и раньше посещаемый зрителями, артисты которого, как и раньше, снимаются в кино. За что с ней так? За то, что она правду говорит? За то, что она ни перед кем не пресмыкается?
— Можете сравнить тенденцию посещаемости театров в советское время, в 1990-е годы и сейчас?
— Сейчас, конечно, получше, чем в 1990-е годы. Устоялась система коммерческих гастролей, Малый театр, например, таким образом был и в Азии, и в Европе, к сожалению, сейчас произошла трагедия в Японии, с которой у нас в этом смысле были хорошие контакты, готовились уже четвертые гастроли за последние 10 лет.
— После распада СССР многие народные артисты не брезгуют сниматься в мыльных сериалах. А Вы зрителей давно не радуете, Юрий Мефодьевич. Почему?
— Для кино у меня сейчас нет времени. Жалко, конечно, тем более что, когда я вижу, как играют многие актеры моего возраста, я понимаю, что вполне мог сыграть и лучше их. Кстати, может быть, кто-то уже не помнит, но я в сериалах снимался больше, чем где-либо. В советское время это были одни из самых длинных сериалов: «Адъютант его превосходительства», «Хождение по мукам», «ТАСС уполномочен заявить». Но я не дружу с современными продюсерами, поскольку понимаю, что от того, что мне будут предлагать они, я наверняка откажусь. Поэтому после «Московской саги» у меня и не было больших работ в кино, зато свою игру в этом фильме я считаю хорошей для моего возраста: хорошая роль, добротный фильм.
Было, правда, несколько попыток сняться в небольших ролях, но я быстро понял, что именно в небольших ролях сниматься не стоит. Потому что режиссеры, как правило, не обращают пристального внимания на игру актеров второго или третьего плана. У меня как-то была роль о ненужности сегодня человека, который когда-то был человеком. Я читал сценарий, у меня душа кровью обливалась. Сказал себе: «Надо попробовать!» Играю с полной отдачей, но режиссер так вырезает и монтирует мои фрагменты, что у зрителя наверняка остается ощущение, что я просто отбывал номер за деньги.
Москва, март 2011 г.
Вульф Виталий Яковлевич — российский искусствовед, театровед, киновед, литературовед, переводчик, теле- и радиоведущий, критик. Родился 23 мая 1930 г. в Баку, скончался 13 марта 2011 г. в Москве. С 1994 г. — ведущий телепрограммы «Мой серебряный шар». Заслуженный деятель искусств России.
— Когда, на Ваш взгляд, был расцвет отечественного театра, а когда его закат?
— Театр зависим от общественно-политической ситуации. А Россия пережила огромное количество социальных и политических перемен. Поэтому, если менялась ситуация в стране — менялся и театр. Но менялся не обязательно в худшую или в лучшую сторону. Менялись темы, репертуар, режиссеры, вкусы публики, артисты, которые играют в театрах... Ну а там где есть изменения — есть движение жизни.
Что касается расцвета отечественного театра... С конца 40-х годов и в 50-е годы было очень много значительных театральных работ. В ту эпоху жили великие актеры и великие режиссеры. Позже, со временем, началась массовизация культуры: стал падать уровень искусства, сократилось количество талантливых актеров. Изменились жизненные приоритеты населения. Россия стала потребительским обществом. Все стали заинтересованы в том, чтобы непременно зарабатывать деньги. А бизнес несовместим с развитием театрального искусства. Более того, сегодня театр не играет той роли в общественной жизни, которую играл когда-то. На смену ему пришло много новых явлений: рок-культура, поп-культура, шоу-бизнес, ресторанная жизнь, молодежные клубы, масса того, чего прежде не было. Значение театра падает.
— С удивлением узнал, что Вы тридцать лет проработали в Институте международного рабочего движения. Как это «рабочее движение» с Вами вяжется? Чем Вы там занимались?
— По существу, это был институт, который занимался общественным сознанием Запада, но поскольку в советские годы его так назвать было нельзя, то институт назвали нейтрально — Институт международного рабочего движения. При этом там работали самые известные интеллектуалы Москвы.
В институте я дружил с Мерабом Мамардашвили (советский философ. — Прим.авт.). Однажды сложилась ситуация, что я не мог оставаться дальше работать в своем отделе. И Мераб мне помог: настоял, чтобы я перешел к нему в сектор. В 1987 году я защитил там докторскую диссертацию по теме «Американский театр 70-х годов и общественно-политическая реальность США», а до этого активно занимался анализом движения хиппи.