Шрифт:
Рисунки Н. Мооса
Красивый вид с обрывистого берега Иллиркей-озера, но двое посматривали чаще вверх. Николай Петров и Алексей Ситнев ждали вертолет.
Лето шло как бы полосами — полоса комариная, мошкарная, полоса тяжелых, шумных дождей. Уронила иголки лиственница. Поджали первые морозы. Дни стояли одинакового
Вертолет начальника гидрологической станции «Островное» Валерия Серенко пришел в день закрытия поста. Можно было возвращаться на базу, потом — в Свердловск, а из Кольцовского аэропорта — в открытое раскати-поле, в отпуск!
Должен был прилететь второй вертолет, за грузами…
После ужина из последних запасов отправились на баркасе снимать приборы.
Как все произошло, никто не понял. Лодка сильно накренилась, черпнула бортом и, вынырнув в первый раз, Николай успел увидеть только искаженное лицо Валерия Серенко. И откуда-то издалека:
— Колька, Колька!
…Он почувствовал, как резко встряхивают его чьи-то сильные руки.
— Фу ты…
Валерий смотрел на него и тер лоб рукавом.
— Заморгал, наконец?
Николай повернулся на спину. Лешка лежал поодаль, иллиркейская вода текла с него…
— Ну как? — спросил Валерий.
— Что как? — не понял Николай.
— Чувствуешь себя?
— Нормально… Кто нас? Сюда… На берег…
— Сами, — сказал Валерий. — Выплыли. А уж от берега я вам помог отползти.
— А почему с тебя вода течет, как с водяного?
— Оступился, намок немного…
— Да? — спросил Николай.
Шумело в ушах, стрекотанье мотора услышал, когда машина зависла над деревьями. Потом скользнула вниз, на посадку.
«В небо смотреть все одно приятней, чем на воду внизу, — подумал невесело Николай, — даже если и дождался вертолета!..»
Его имени не отыщешь в святцах, хотя фамилия вполне русская — Ушаков. А зовут его Вилорик, что означает: «Владимир Ильич Ленин — организатор рабочих и крестьян». Не совсем обычное имя, революционное.
…Шуба упала на пол уже под утро, и сон досмотреть Валерию не удалось.
— Собачий холод, — ворчал он, поеживаясь.
Валенки стояли на печке. Примерзшую дверь открыл резким ударом ноги. Мерцали звезды и мелкий снег.
Грохот упавших поленьев разбудил Валеркиного зама — Геннадия Михедова.
— Нельзя ли потише, — сказал Гена недовольным голосом.
— Не в дровах дело. Ты чаю хочешь.
Генка рассмеялся и выскочил из-под оленьей шкуры.
— Чаю, чаю, да покрепче.
Они пили чай, ели вчерашних хариусов.
На станцию «Островное» Валерий Серенко ушел один — Генка забежал на почту посмотреть нет ли чего.
В большой комнате рубленого пятистенка, заставленной столами, работали. Вторая, поменьше, была кухней, столовой и спальней.
Дежурил Леша Пономарев, техник
— Погоди подкладывать. Как в бане. Дрова побереги, — сказал он.
Входили ребята.
— Валерий Васильевич, вот тут у меня с отчетом загвоздка. Вчера допоздна просидел…
Это Володя Дубаков. Первый год работает.
— Давай посмотрим…
Серенко склонился над столом.
— А курить будем сегодня? — пробурчал кто-то.
— Уже? — сказал Серенко.
— Трудовым законодательством перерывы назначены. Брось-ка, Володя, спички, — сказал Николай.
— Кстати, сегодня в клубе мероприятие вроде…
— Сегодня, кажется, репетиция драмкружка…
— Я больше туда не ходок, — мрачно сказал Коля Петров.
— В чем дело? — спросил начальник станции.
— Да этот Качалов…
— Директор?
— Ну да. Предлагает ставить какую-то пьесу из репертуарного сборника…
— Ну и что?
— А то, что надоело это до чертиков. Почему считается, что самодеятельности не под силу серьезные вещи? Разве это подход? Я и говорю Качалову: «Давай поставим классическое: Островского, Шекспира…»
Ребята рассмеялись.
— А артсиленки где ж? — спросил Валерий.
— Пусть не полностью, пусть отрывок. Я бы сыграл…
— Внимание, ребята! — крикнул Вилорик. — Только один день! Бессмертный Шекспир! «Ромео и Джульетта»! В роли Ромео — пока не заслуженный артист Николай Петров.
Дверь приоткрылась. Показался Гена Михедов и пригласил Серенко выйти.
— Тебе письмо, Валерий Васильевич, — сказал он.
— Давай сюда. Плясать надо?
— Пляши здесь. Там неудобно. Ты же начальство.
И зачем только пришло это письмо?
Впрочем, ничего особенного и нет в нем. Наоборот, вроде радоваться надо за приятеля…
«Валерий, здравствуй! Не съели еще тебя белые медведи? Давно ты никому и ничего не писал. Я же не держу тайн: сдал кандидатский минимум, скоростным темпом готовлюсь дальше. Шеф доволен: то, над чем я корплю около двух лет, войдет в его монографию о реках бассейна Черного моря. В отредактированном виде, разумеется. Что делать: во все времена монографии шефам писали аспиранты… Очень жаль, что ты не с нами. Майка, кажется, выходит замуж. Зря ты забрался в такую глушь…
Пока…»
По всему видно, Семен Хлопов будет кандидатом… Это ладно. А Майка? Если ты завтра дашь телеграмму в два слова: «Я возвращаюсь», — она не выйдет замуж…
Ну, вставай же, пиши эти два слова, Валерий Серенко!
Пошевелил кочергой угли в печке. Подбросил еще пару поленьев. Когда нагибался к печной дверке, хрустнуло в правом колене. Памятка с того случая, когда прошел однажды на Погодине сорок километров по пояс в воде… Третий год он здесь, бирюк!
В дверь постучали, и она сразу же распахнулась.