Как сделать капитализм приемлемым для общества
Шрифт:
Кроме того, необходимо упомянуть о важнейшем изменении в современном капитализме, предшествовавшем первым двум и произошедшем в базе поддержки социал-демократии. Изначально это политическое движение опиралось на занятых физическим трудом рабочих предприятий обрабатывающей промышленности (прежде всего на мужчин), на рабочий класс. Признание его прав и обязанностей стало первым случаем в истории организованных обществ, когда множеству обычных трудящихся было позволено сыграть эту роль. Представители рабочего класса пополняли ряды сторонников политических течений, признававших ограниченность свободного рынка и требовавших предоставить трудящимся шанс на безопасную достойную жизнь. Этот класс создавал профсоюзы, кооперативные движения, а также социалистические, социал-демократические и рабочие партии. Однако начиная с 1970-х годов в странах Северной Европы, а затем и в других государствах мира разворачивается процесс сокращения и абсолютных, и относительных размеров рабочего класса. Непрерывное повышение производительности труда в обрабатывающей промышленности привело к снижению потребности в большом количестве промышленных рабочих; на начальных этапах глобализации происходило перемещение значительной части промышленных производств в новые развивающиеся экономики; а увеличивавшийся спрос на услуги различных типов привел к появлению нового типа рабочей силы. Важнейшей составляющей этой рабочей силы было участие в предоставлении общественных услуг: в сфере здравоохранения, образования, охраны общественного порядка и безопасности, в государственном управлении. Это обеспечило социал-демократам новую базу поддержки, поскольку они выступали за рост сферы государственных услуг. Социал-демократическим партиям удалось заручиться и поддержкой женщин, занимавших значительную часть рабочих мест, связанных с предоставлением общественных услуг. Сфера частных услуг оказалась более устойчивой к влиянию социал-демократов, но не потому, что ее работников привлекали другие партии и политические силы. Нет, она оказалась довольно аморфной, не способной «произвести на свет» некое определенное политическое направление. Казалось бы, с этой проблемой сталкиваются все партии. Но именно социал-демократия, как сила бросающая вызов основному распределению власти в экономике, нуждается в положительной, четко определенной базе поддержки. Таким образом, общее ослабление политической идентичности оказало на социал-демократию более сильное влияние, чем на партии, представляющие группы интересов, сильными сторонами которых являются рынок и экономика сами по себе.
К началу XXI в. обе группы базовой поддержки социальной демократии были вынуждены занять оборонительную позицию. Численность рабочего класса, занятого физическим трудом, неуклонно уменьшалась, а государственные служащие (в широком смысле, включая сотрудников не только государственных органов, но и государственных организаций, учреждений, предприятий) подвергались непрерывным нападкам со стороны неолиберальных политиков и публицистов. Их выставляли паразитами, живущими за счет налогов, собираемых с трудящихся в частном секторе. Однако если попытаться представить себе деньги, расходуемые на общественные услуги, как купюры, которые с таким же успехом могли бы быть зарыты в яме (образ, часто используемый неолибералами в своей риторике), то что мы должны сказать о людях, извлекающих доход из того, что они помещают его в яму?
Основная проблема тех, кто отстаивает в демократическом обществе консервативные политические интересы, заключается в необходимости привлечь к силам, предназначенным для защиты интересов привилегированного слоя, необходимую им поддержку большинства населения, принадлежащего к средним слоям. На протяжении большей части XIX–XX вв. задача решалась (наряду с выдвижением националистических лозунгов) посредством указания на то, что все более многочисленные массы неимущих (трудящихся и бедноты) подходили все ближе к тому, чтобы из зависти к чужому добру устроить передел собственности нижних средних классов, как наиболее беззащитной, по сравнению с действительно богатыми людьми, группы. Однако в конце XX столетия массы неимущих «скукожились» до крошечной группы, коммунизм потерпел крах, и былые страхи довольно быстро рассеялись. Консервативная демонология должна была изобрести новые угрозы. Она начала преподносить государство всеобщего благосостояния в качестве механизма отъема денег у бедных и богатых работающих людей и передачи их тем, кто отказывается трудиться, прежде всего иностранцам. Последние прибывают в страну только для того, чтобы лишить рабочих мест ее коренных жителей (цель, которой иммигранты вроде бы достигли; в то же время они не желают трудиться). Еще одну угрозу представляют собой государственные служащие. Их труд неэффективен, но оплачивается слишком хорошо и является слишком хорошо защищенным. При этом государственные служащие не жалеют сил на обеспечение передачи изъятых у трудящихся денег тем, кто их никак не достоин. Если раньше социалистов и социал-демократов изображали политиканами, стремившимися лишить честных людей частной собственности, то в наши дни – теми, кто ратует за передачу государственных денежных средств лентяям и «понаехавшим» (причины такого их поведения никогда не назывались и едва ли будут объяснены).
На самом деле многие современные социал-демократические партии шли совсем по другому пути. Возникновение проблем с двумя ключевыми составляющими базы партийной поддержки – с работниками, занятыми физическим трудом, и государственными служащими, а также с профсоюзами, действовавшими в этих секторах, – заставило задуматься не только о поисках «третьей опоры», но и о надежности первых двух. Это привело к возникновению «третьего пути» в Лейбористской партии Великобритании, Neue Mitte («нового центра») в Социал-демократической партии Германии, американских «новых демократов» и аналогичных течений в некоторых других партиях. Результатом исканий социал-демократии стало новое движение, которое стремится заручиться поддержкой избирателей из всех слоев общества и воспользоваться финансовой поддержкой корпоративных доноров в рамках общего, бесклассового проекта осуществления «прогрессивной реформы». Представители этого движения отказались от любых попыток изменения политической культуры общества; они просто стараются соответствовать тому, что, согласно данным исследований рынка, было классифицировано как существующие в культуре предвзятые мнения или ангажированность. Начиная с XIX в. в своем противостоянии глубоко укорененным, но во многих случаях некомпетентным институтам, служившим интересам тех, кто веками пользовался различными привилегиями, под лозунгом «прогрессивной реформы» объединялись либералы, а позднее и социалисты. В наши дни этот призыв приобрел интересное двойственное содержание. Имеется в виду задача перестройки сектора общественных услуг и повышения их качества (консерваторы, исходя из своей программы низких налогов, длительное время пренебрегали этой необходимостью). В то же время в равной степени сложной представляется и задача изменения в лучшую сторону стиля работы служащих, занятых организацией и предоставлением этих услуг, в особенности представляющих их интересы профессиональных союзов. Поэтому социал-демократические партии, выбравшие для себя «третий путь», перестали даже упоминать о проблемах, связанных не только с концентрацией корпоративного богатства, но и с неравенством доходов в обществе.
Сначала эти социал-демократы немного стеснялись прежних сторонников, а затем полностью разорвали все связи с ними, все более цинично отзываясь о своем прошлом. Впрочем, время от времени мы слышим, как политики из лагеря социал-демократии заводят разговоры о необходимости «восстановить контакт» со своей «основной группой поддержки». Но это лишь в редких случаях предполагает возвращение к борьбе с социальным неравенством. В большинстве случаев подобные призывы выражают воспринимаемую потребность в ксенофобии, жалобу на то, что другая группа сторонников – профессионалов в сфере предоставления общественных услуг – мешает воссоединению. Социал-демократы ощущают себя хранителями политического музея, в витринах которого выставлены такие экспонаты, как «профсоюзы», «права трудящихся», «всеобщее медицинское обслуживание» и «социальное гражданство». Стены музея защищают «обломки прошлого» от энергетических потоков динамичного неолиберального мира.
Проблемы неолиберализма
Социал-демократы давно пребывают в подавленном состоянии. Но это не означает, что неолиберализм добился громадного успеха – по крайней мере если мы говорим не об идеологии, а о реальной практике. Оставим в стороне проверку кризисом 2008 г. Все больше крепнет убеждение, что основная идея неолибералов, используемая ими для привлечения своих сторонников, является мошенничеством. Имеется в виду положение о замене государственного регулирования свободным рыночным выбором потребителей. В наши дни эта характеристика капитализма обусловливает законные сомнения в возможности «подтянуть» его до уровня общества. Или капитализм будет «перекраивать» общество в соответствии со своими собственными требованиями? Реальная политика неолиберализма, в противоположность моделям из учебников по экономической теории, заключается в усилении мощи крупнейших корпораций и богатейших людей. Как показывает Стивен Уилкс в своей книге «Политическая власть торгово-промышленных корпораций», данная проблема имеет место сразу в нескольких секторах экономики. Особенно ясно эта картина предстает в свете недавнего финансового кризиса.
К тому же все выглядит так, что интересам корпораций отвечали и волны приватизации государственных предприятий и секторов услуг, что стало основной отличительной чертой современного кризиса. Если на первых порах приватизация распространялась только на определенные государственные компании и предприятия, то сегодня речь идет главным образом о передаче общественных услуг на аутсорсинг частным фирмам. В большинстве этих случаев государство остается не более чем «кассиром»; при этом заказы на предоставление услуг достаются небольшому количеству компаний. Таким образом, получатели услуг являются не потребителями в полном смысле этого слова, а всего лишь пользователями. Никакого истинного рынка так и не было создано. Его заменяют серии сделок между должностными лицами государственных учреждений и представителями корпораций.
Аутсорсинг оправдывают тем, что он якобы привносит конкуренцию как фундаментальное условие функционирования рынка. Но в большинстве случаев она является существенно ограниченной. Например, в случае поставок воды конкуренция практически отсутствует, поскольку довольно трудно добиться того, чтобы в некоем отдельном речном бассейне эту функцию выполняла более чем одна компания. В других случаях в высшей степени ограниченной конкуренции участвует очень небольшое количество фирм. Соперничество присутствует главным образом на стадии борьбы за контракты; при этом очень часто договор сам по себе предполагает получение фирмой монопольных прав на осуществление поставок в течение нескольких лет. Так происходит, например, в случаях предоставления услуг школой, услуг по охране здоровья и оказанию социальной помощи. Заключение контрактов на длительный период (во многих случаях на сроки до 35 лет) позволяет обеспечить устойчивость и избежать перерывов в предоставлении услуг. На таком длительном интервале времени конкуренция отсутствует в принципе. Когда же приходит срок пересмотра договоров, существует сильная (пусть и не универсальная) презумпция предпочтительности возобновления контракта с давно присутствующей на рынке фирмой. Очевидно, что ее менеджеры поддерживают тесные отношения с государственными чиновниками, участвующими в переговорах. Чтобы избежать никому не нужных потрясений, достаточно продлить договор с уже существующим поставщиком.
Практику аутсорсинга оправдывают и тем, что частные фирмы приносят с собой новые экспертные знания. Но изучение базы экспертных знаний основных частных поставщиков услуг показывает, что одни и те же фирмы присутствуют в различных секторах. Например, базирующаяся в Англии, но действующая глобально фирма SERCO имеет договоры на предоставление услуг во всех секторах сферы транспорта (включая контроль над воздушным движением), на оказание тюремных услуг и обеспечение безопасности, на управление приватизированными государственными научно-исследовательскими и досуговыми центрами, организацией обороны и школами. Схожим образом оценивается и деятельность нескольких других фирм из разных стран. Экспертные знания этих корпораций, их стержневые виды хозяйственной деятельности сосредоточены в знании о том, как выигрываются государственные конкурсы. Никакими существенными знаниями в сферах предоставляемых услуг эти компании не обладают. Для того чтобы обеспечить выполнение своих обязательств, они перенанимают людей, уже занятых в интересующих их секторах – как правило, работавших в организациях государственного сектора, участвовавших в конкурсах на поставку услуг, но проигравших. Это и объясняет способность частных фирм «объять необъятное» количество видов деятельности, единственная связь между которыми – существование процесса участия и победы на государственных конкурсах. Обычно в советах директоров таких фирм присутствуют бывшие политики и высокопоставленные чиновники, а сами компании не скупятся на щедрые денежные взносы в адрес политических партий. Все это входит в круг стержневых направлений их деятельности. Довольно трудно понять, какие именно выгоды приносит эта политически управляемая конкуренция конечному потребителю услуг.
В соответствии с еще одним доводом в пользу аутсорсинга переход на контрактную систему ведет к снижению издержек. Данное положение вызывает немалые сомнения, учитывая ограниченный характер конкуренции, тесные взаимовыгодные отношения между подрядчиками и государственными чиновниками, необходимость получения частными фирмами прибыли, достаточной для того, чтобы удовлетворить своих акционеров, а также величину трансакционных издержек, возникающих в тех случаях, когда предоставление услуг передается от внутреннего поставщика независимому подрядчику. Можно назвать, пожалуй, лишь одну область, в которой возможна существенная экономия издержек, – частные фирмы способны значительно снизить расходы, связанные с оплатой труда основного персонала и обеспечением хороших условий его труда. В отличие от них государственные учреждения и организации обязаны были создавать себе репутацию «хороших работодателей». Иначе они подверглись бы острой общественной критике. В случае же возникновения скандалов, связанных с обращением с персоналом фирм-подрядчиков, политический словесный «огонь» направляется на государственные власти, заключившие контракты, а не на сами компании. В Великобритании некоторые подрядчики устанавливают настолько низкую заработную плату, что их наемные работники получают субсидии к своему денежному вознаграждению в рамках схемы государственного налогового кредита. Низкий уровень заработной платы дает подрядчикам возможность утверждать, что заключаемые ими договоры позволяют экономить государственные деньги. В то же время другая часть государственных фондов вынуждена нести бремя налоговых кредитов. Такая практика едва ли позволяет экономить хоть какие-то государственные деньги.