Как стать плохим
Шрифт:
В приступе паники Рак забыл как следует прицелиться. Пуля оцарапала мне левую руку и попала в старушку в зеленой шляпе за столиком напротив. Старушка упала лицом вниз, издав напоследок усталый вздох. Ее лицо утонуло в тарелке с пирожными.
Справа раздался крик. Не дожидаясь, пока Рак снова выстрелит, я спустил курок. На лацкане его пиджака волшебным образом возникло красное пятно. Рак застонал и боком сполз со стула, непроизвольно нажав на курок. Задев позолоченную раму карты Суффолка семнадцатого века, пуля угодила в спину официантке. Женщина рухнула,
В кафе началась паника. Люди прятались под столами, ревел младенец, мужчина средних лет бился в судорогах, разлив чай с бергамотом.
Я обернулся к Плохому Иисусу. Реакция у него была отменная. Он уже достал крошечный пистолет и приставил его к голове Каро. Каро смотрела на меня широко раскрытыми от ужаса глазами, а Иисусу, казалось, было плевать на меня. Его гнев был направлен на предавшую его девушку.
— Ах ты, сука! — прошипел он. — Ты сказала ему, где мы? Отвечай!
Каро что-то пробормотала насчет того, что она не хотела. Я выпалил свою реплику, но перепутал слова:
— Положи руки в стол — так, чтобы я их видел! Иисус меня не слышал.
— Назови хоть одну причину, — говорил он Каро, — почему я не могу убить тебя — здесь и сейчас.
— Я ношу твоего ребенка, — призналась Каро.
Ее слова прозвучали совершенно нелепо в крошечном аду, наполненном криками и дымом.
— Повтори?
— Я беременна. — Каро неотрывно смотрела на Иисуса. По ее лицу катились слезы. — Если ты убьешь меня, убьешь и собственного ребенка.
— Ты известная шлюха, он чей угодно может быть, — парировал Иисус.
— Сделай анализ на ДНК, — предложила Каро. — А потом пристрели меня, если я вру. Только это правда.
Она говорила очень убедительно. Я видел, что Плохой Иисус заколебался. На какую-то долю секунды он забыл, что должен делать, и опустил пистолет. Я увидел свой шанс и не преминул им воспользоваться.
Я выстрелил дважды. Одна пуля попала Иисусу в грудь, другая пробила ему левую руку, когда он пытался заслониться. Он выронил пистолет и обмяк на стуле. Голова безвольно свалилась на грудь.
Издав какой-то животный звук, Каро пнула стол и бросилась к двери. Я побежал за ней. Вдогонку мне несся богатый набор выражений от старушки в костюме а-ля Маргарет Тэтчер.
На улице стояла молодая пара — парень с девушкой наблюдали происходящее через окно. Они отпрыгнули, когда мы вылетели на улицу, и попятились прямо на проезжую часть. Водитель успел затормозить, но вот второй водитель не сориентировался и врезался в первую машину, швырнув ее вперед. Пару все равно сбило.
Мы бежали по улице, расталкивая удивленных туристов. Завернув к парковке отеля, я наткнулся на Джазиста. Волосы у него были мокрые и прилизанные, как будто он только что вышел из душа. Джазист увидел нас, застыл на месте, а потом потянулся под пиджак.
У меня было преимущество. Я все еще сжимал в руках пистолет и выстрелил прежде, чем он сумел достать свой. Целился в грудь, но промахнулся. Моя пуля
В дальнем углу парковки начиналась тропинка, которая вела мимо местной пивоварни. Я сунул шляпу в карман и схватил Каро за руку.
— Иди, — велел я ей. — Иди, не беги. Так будет менее подозрительно.
Кажется, сработало. На нас никто не обращал внимания, и мы беспрепятственно добрались до «ауди». Только когда мы сели в машину, я заметил, что лицо у Каро забрызгано кровью ее мучителей.
Я развернул машину, и мы неспешно поехали на другой конец города, к гавани. Мимо нас, мигая огнями, промчались три полицейские машины. Я возблагодарил Господа за то, что удираем мыв ничем не примечательном автомобиле. Полиция на нас даже не взглянула. А зачем? Нам ничего не известно о насилии и жестокости. Мы обычные влюбленные, выехавшие на воскресную прогулку.
Каро настояла на том, чтобы сделать небольшой крюк. Не без основания чувствуя, что наши руки обагрены кровью многих невинных людей, она попросила заехать в церковь Малого Уолсингема — хотела помолиться за наши бессмертные души. Я не стал спорить. Если я сам не молюсь, это еще не значит, что мне не нравится, когда другие за меня молятся.
В машине я достал из сумочки Каро бутылку с водой, салфетки и вытер ей лоб и щеки. Взгляд Каро задержался на моем изуродованном лице.
— Бедняжка… — ласково сказала она. — Прости меня. Я тебе всю жизнь испоганила.
— Вовсе не обязательно, — ответил я. Уолсингем показался мне еще уютнее, чем Саутуолд.
Средневековые домики с черепичной крышей дышали воздухом жалости и предчувствий. Узкие улочки были наводнены паломниками, направлявшимися в англиканскую церковь. Когда я увидел такую толпу, я попытался убедить Каро вернуться в машину. Она отказалась.
Мы договорились, что я посижу в пабе на рыночной площади, а она пока сходит почтит Уолсингемкую Богоматерь. Паб оказался закрыт, так что выпивка мне не светила, хотя я в ней отчаянно нуждался. Я присел за деревянным столом снаружи и стал наблюдать за паломниками и мошенниками, которые кишмя кишели на площади. В воздухе стоял сильный запах собачьего кала. Я благодушно решил, что паломники тут ни при чем.
Я не гордился событиями утра, не радовался им. Я застрелил троих. Косвенно я нес ответственность за смерть официантки и той старушки. Пять жертв… Нет, восемь, если считать ту парочку и эпилептика.
Я спас Каро. И я же осквернил Англию. Эта мысль, как ни странно, доставляла мне удовольствие.
Прошло десять минут. Ждать уже надоело.
Послышался угрожающий топот — на площадь вошли две экскурсии монашек. Все они смеялись и говорили. Шум стоял ужасающий. Большинству монахинь не было еще и сорока; серенькие и невзрачные, зато энергичные. Они сгрудились вокруг экскурсовода в темном костюме — тот безуспешно пытался навести порядок.