Как там в Париже

Петухов Юрий Дмитриевич

Точно в срок отчет лежал перед начальником. Рядом стоял сам исполнитель.

– Молотск! Листиков, родина тебя не забудет!
– голос начальника дрожал.
– Ты мне напомни при распределении премии, лады?

Премию и благодарность получил Семен Михайлович. Не остался в стороне и его верный помощник Гугин.

Всякий труд, а тем более, столь неординарный и ответственный, должен быть вознагражден и отмечен. По заслугам воздается.

О Листикове не вспомнили, а сам он высовываться посчитал нескромным. Впрочем, с него хватало и обычного удовлетворения от проделанной на совесть работы. А если по-честному, Листиков променял бы все на свете благодарности и прочие награды на денек в том самом подшефном колхозе-совхозе. Большего ему и не надо было. Ни от кого.

Прошло года полтора, а может и все три. Листиков еще дважды побывал "на картошке". С постоянным переездом на лоно пока не получалось. Но он и не гнал коней, знал, что дольше, чем до пенсии в городе все равно не останется. И мечта эта укрепляла его в жизни.

Семен Михайлович также кое-где побывать успел - всякую мелочь на севере и юге европейского полуострова он и не считал даже, редко припоминал при разговорах или в беседах дружеских. Запомнился международный конгресс аж в самой Бразилии, куда его без излишней спешности доставил огромный океанский лайнер - целый белоснежный город над лазурной волной. Вот это еще куда ни шло! Семен Михайлович подумывал даже иногда над замыслом книжоночки с каким-нибудь простеньким, но доходчивым названием типа "Мое открытие..." - на месте многоточия у него мелькали названия самых экзотических и дальних стран, потом он решил, что это довольно-таки мелко, надо ведь глубже, шире, и получилось "Мое открытие мира", но и здесь, чтобы ни у кого не возникло сомнений по поводу последнего слова,

он вставил перед ним еще одно, бьющее в точку - "цивилизованного"! Придумав название, Семен Михайлович успокоился и отложил работу по написанию на времена более удобные. Правда, он за это время опубликовал несколько этаких дорожных заметок, в которых со всей широтой души делился с согражданами опытом мировой цивилизации - ощущал себя при этом проводником прогресса, несущим свет в самые потаенные уголки земного шара... Бразильский конгресс прошел чрезвычайно плодотворно. Загорелый и бодрый Семен Михайлович вернулся назад полным задумок и планов.

С обещанными Гугину "чикаго" и "лос-анжелесом" пока ничего не получалось, но они оба не теряли надежды. Зато между делом посетили Австралию, где Семен Михайлович с упоением катался на страусе, впряженном в двухколесную повозку, а Боря Гугин бурно аплодировал бесстрашию шефа, стоя за оградой и перемигиваясь с хорошенькой австралийкой. Он так и не сподобился овладеть правильным произношением имени музы, покровительницы танца и потому продолжал обращаться с ней запросто, по-панибратски, называя "тырпсихолой" - и Семен Михайлович смирился с этим. Зато Боря со всем присущим ему напором и темпераментом не уставал уверять всех, особенно после дружеских встреч, что:

– Научно-технические обмены - отмен-ны-ы!!!

Короче говоря, жизнь била ключом, бурлила. И Дугин с Гугиным не отставали от жизни.

И только недалекие и легкомысленные сотрудники Листикова, даже и по прошествии времени, нет-нет да и подходили к нему с ласковой ухмылочкой на губах, похлопывали по плечу, заглядывали в глаза и спрашивали:

"Ну что, старина, не сидится дома, все по свету мотаешься? Поделись с друзьями-то - как там, в Париже?"