Как убили СССР. «Величайшая геополитическая катастрофа»
Шрифт:
В первую очередь мы присматриваемся ко временам 1950–1980-х годов, когда они и оформились, выйдя уцелевшими из кровавого кошмара конца 1930-х годов, устроенного для них И. В. Сталиным. И это несколько логично, так как, выйдя из тени, они окрестили себя «шестидесятниками». Характерной особенностью тех дней для страны было то, что где-то после выпуска без особого разбора на свободу в 1956 г. и закрытия ГУЛАГа страна получила некоторое смягчение во внутренней политике, и для всей системы наступило призрачное успокоение. Центр противостояния перешел только к правящей верхушке, что будет отмечено нами ниже.
Однако если для всего общества такой проблемы не стояло, то были структуры, для которых это — тема № 1. Руководство КГБ акцентировало внимание к этому всего личного состава в центре и на местах. В частности, в приказе КГБ СССР от 28 июля 1962 г. № 00175 «Об усилении борьбы органов государственной безопасности с враждебными проявлениями антисоветских элементов». Стоит его прокомментировать: документ не отличается глубиной проработки темы. И когда внутренний враг перешел в наступление, то КГБ оказался невооруженным методологически — приказ не давал рекомендаций.
До сих пор вычисление персоналий идет с некоторыми затруднениями: «Трудно однозначно выяснить, какие центры были здесь первичны. Но, судя по определенным признакам, можно выделить три полюса мондиализма хрущевского времени в обществе, оправляющемся после последних сталинских чисток.
Во-первых, научные круги физиков-ядерщиков. Здесь фигура академика Сахарова играет ключевую роль. По всем признакам Андрей Дмитриевич Сахаров был тесно связан с мондиалистски ориентированными учеными с самого раннего периода своей научной карьеры, когда над проектом ядерного оружия работали люди с отчетливо выраженными мондиалистскими взглядами.
Во-вторых, почти наверняка можно утверждать, что кое-какие структуры сохранились и в недрах НКВД и после уничтожения аппарата Берии и чисток нового хрущевского режима, осуществленных против предшествующих поколений чекистов. По ряду косвенных признаков можно реконструировать связь этих чекистских кругов, курировавших мондиалистские проекты еще в военные и послевоенные годы, с созданным в конце 1960-х 5-м Управлением КГБ СССР под управлением такой странной фигуры, как Филипп Денисович Бобков, ставший впоследствии заместителем председателя КГБ СССР Крючкова. Любопытно, что ныне Филипп Бобков возглавляет службу безопасности группы МОСТ, глава которой — Владимир Гусинский — одновременно является и председателем Российского еврейского конгресса.
В-третьих, и это самое очевидное, мондиалистские течения сохранились в определенной части советского еврейства, увлеченной сионистскими проектами. Ясно, что эта среда естественным образом была предрасположена к таким настроениям, особенно после того, как многие евреи почувствовали разочарование в советском проекте, совпавшее с созданием Государства Израиль и во многом подкрепленное антисионистскими тенденциями в СССР конца 1940-х — начала 1950-х» [1.19. С. 4].
Насчет центра у физиков-ядерщиков существуют и более точные подтверждения в одной статье с красноречивым названием «Оазис за колючей проволокой…», где утверждается, что «…тогда у теоретиков существовал своеобразный политический клуб. Естественно, что идеологические и охранительные органы знали о таком «клубе», но смотрели на него снисходительно. В то же время сами сотрудники, сознавая, что они живут и работают под постоянным контролем спецслужб, эти дискуссии за пределы теоретических секторов не выплескивали. По-видимому, вольные дискуссии принимались органами за невинные забавы, без которых физики-теоретики не могут обойтись. Лишь бы делали нужное стране дело. (…)
Никто не препятствовал будущему лауреату Нобелевской премии Игорю Тамму еще при жизни Сталина слушать западное радио и пересказывать последние известия своим молодым коллегам. (…)
Небезынтересный факт. Один из заслуженных ветеранов Арзамаса-16 Н. А. Дмитриев вспоминал: «Когда Сахаров стал заниматься диссидентской деятельностью, это он к нам примкнул, а не мы к нему. Он занялся этим в каком-то смысле под нашим влиянием» [1.20. С. 3].
Наряду с формальными сторонами борьбы с диссидентами было еще и то, что верхушкой андроповского КГБ были проведены некоторые отдельные мероприятия по оказанию существенной помощи этим элементам. Диссиденты не смогли бы и дня просуществовать без поддержки со стороны тех лиц и организаций, которые де-юре должны были заниматься этой проблемой. Победила, как мы видим, та сторона, что активно поддерживала и выращивала эти «оазисы»: «О взвешенности и последовательности подходов КГБ к подобным ситуациям можно судить по такому эпизоду: в начале семидесятых годов в Москве прошло несколько демонстраций различного характера, основными лозунгами участников были: «Свободу религии!» (требования баптистов), «Свободу выезда евреев за границу!», «Никакого возврата к сталинизму!».
Каждый раз в ответ на эти акции принимались меры: пересматривали условия регистрации баптистских общин с целью их смягчения, стремились расширить возможности выезда евреев в Израиль и, конечно, старались убедить людей, что возврата к сталинским временам никто не допустит.
Андропов рекомендовал в таких случаях проводить очень осторожную и гибкую политику. А между тем находилось и немало сторонников жестких репрессивных мер. Например, предлагалось выслать из Москвы подстрекателей массовых выступлений и организаторов митингов.
По этому поводу состоялось совещание у Андропова, на котором присутствовали Генеральный прокурор СССР Р. А. Руденко, министр внутренних дел Н. А. Щелоков, начальник УКГБ Москвы С. Н. Лялин, два заместителя председателя КГБ — Г. К. Цинев и С. К. Цвигун и я.
От московских властей выступил Лялин. По поручению первого секретаря МГК КПСС В. В. Гришина он поставил вопрос о выселении подстрекателей демонстраций из столицы. Ему возражали, подобные административные меры противоречат закону. Лялина решительно поддержал Щелоков, он предложил «очистить столицу», создав для этого штаб из представителей КГБ, МВД и прокуратуры.
— Это снова тройки? — осторожно спросил я. Руденко поддержал меня и стал спорить со Щелоковым. Тот настаивал на своем. Цинев и Цвигун молча ерзали на стульях.
Тогда я вновь попросил слова и попытался доказать, что это прямое нарушение законодательства.
— Что же ты предлагаешь? — спросил Андропов.
— Если у Лялина есть доказательства, что эти люди совершили преступление, пусть их судят по закону. Только суд может определить меру ответственности, — ответил я.
Но Лялин и Щелоков не сдавали позиций. Спор продолжался два часа, но мы так и не пришли к какому-то решению. Андропов закрыл совещание, предложил еще раз хорошенько все обдумать.
Нагнав меня в коридоре, Щелоков покровительственно, хотя и не без иронии бросил:
— А ты молодец, вот так и надо отстаивать свою точку зрения!
Цвигун, вытирая потный лоб, тоже с улыбкой похлопал меня по плечу, как бы в знак одобрения.
Я понимал значение их иронических усмешек. Гришин готов был любой ценой заплатить за спокойствие и порядок в столице, а этому «руководителю московских большевиков» лучше не становиться поперек дороги.