Как убить свою семью
Шрифт:
Вот как это было. Каждую субботу я отправлялась служить Роджеру в его крошечное скучное королевство. Каждую субботу я вырывала сорняки, убирала дорожки и старалась не обижаться на то, что Люси близко общалась с Роджером, ухаживая за лягушками, в то время как я занималась физическим трудом. Их головы были близко друг к другу, я слышала отрывистые слова и смех, когда он показывал ей, как ловить и помечать лягушек, – зачем, я не узнаю никогда. С тех пор я узнала: болотная лягушка никоим образом не является особенной, находящейся под угрозой исчезновения или ценной. Не было никаких земноводных, которые нуждались бы в нежной заботе Роджера. Эти дворняги болотного мира чувствовали бы себя просто прекрасно
Единственное, что мешало мне намеренно вышибить мозги некоторым из этих животных и навсегда покинуть центр, был Эндрю. В свою первую полноценную смену я сразу же заметила его, он расчищал тропинку к прудам, подпевая песне (что он слушал, я не поняла – на нем были большие наушники со звукоизоляцией, но скорее всего, это был регги). Я ждала неизбежного знакомства, и, конечно же, во время перерыва Роджер его представил. Пока мы здоровались, а Люси бубнила о том, как интересна эта работа, я разглядывала его. Длинные волосы, почти до плеч, были неухоженными и растрепанными. Одет Эндрю был в брюки цвета хаки и древний серый жилет, а ногти были испачканы в земле и грязи. Но выглядел он подтянутым: широкие плечи и мускулы, явно от физического труда, а не от тренировок в модном тренажерном зале. Если б он привел себя в порядок, легко бы вписался в семью Артемис. Хоть его лицо и светилось добротой, в глазах сверкали серые искорки, как у моего отца. Когда он повернулся, я увидела, что в профиль он очень похож на Джереми. Был ли Эндрю так же высокомерен? Трудно сказать.
Я поведала ему ту же расплывчатую историю, что и Роджеру с Люси. Я была Ларой, агентом по недвижимости в Северном Лондоне, только что прекратила длительные отношения со своим бойфрендом, хотела бросить себе очередной вызов, и меня очаровала охрана и восстановление окружающей среды со времен университета. Я намеренно назвала себя именем его матери, чтобы посмотреть, не нервирует ли это его, но он и глазом не моргнул. Вместо этого Эндрю нетерпеливо кивнул и сказал, что тоже заинтересовался этой темой во время учебы. Хорошее начало.
В тот первый день Эндрю был занят ремонтом покосившегося забора, странная пара Люси и Роджер занималась лягушками, а я убиралась в центре для посетителей. Просто хочу отметить, что до сих пор не видела ни одного посетителя, но Роджер воодушевленно ждал школьную экскурсию в понедельник.
– Как раз то, что нужно нашей молодежи – на свежем воздухе, никакой нудятины в центре досуга.
Я наблюдала, как Эндрю работал, поглощенный своим делом, без особых усилий ремонтируя забор. Если б он не был так похож на своего дедушку, я бы убедила себя, что выбрала не того человека. Он был беззаботным, простым, трудолюбивым. Спорим, никто в семье Артемис не занимался физическим трудом примерно с 1963 года, если только вы не считаете, что идти по головам ради получения желаемого – тяжелая работа.
Мне нужно было найти повод заговорить с ним, и, поскольку я не собиралась спрашивать совета, как правильно убираться на крошечной кухне, пришлось подождать, пока все прервутся на обед, и пойти со своими бутербродами к нему – он грелся под лучами весеннего солнца, закрыв глаза.
– Так приятно работать на улице, – решилась я. – Я так устала от офиса, где гонишься за прибылью и нагло водишь за нос клиентов.
Ладно, это было слишком очевидно, но сработало как надо. Часто люди просто хотят, чтобы вы были зеркалом их собственного мнения. Особенно это действует на мужчин, и хотя Эндрю представлял себя просветленным борцом за природу, он все равно был уязвим.
– Боже, это так ВЕРНО сказано, – он поворнулся ко мне с улыбкой. – Это место – мой храм. Мне невыносимо то, что нас, как сообщество, заманивают в корпорации какие-то толстосумы, и все ради еще большего обогащения за счет нашего труда.
Неплохо, значит, все будет проще, чем я думала. После пятнадцати минут беседы о капитализме и пороках империи я упомянула о «моей» семье, Латимерах. Конечно, без настоящих имен и объяснений, что Софи и Джон не были моими родителями. Просто в общих чертах поведала о либеральной семье, которая выступала против изменения климата и голосовала за лейбористов, это должно было подтолкнуть его рассказать о своих родственниках.
– Я полагаю, у тебя похожая семья? – я угостилась из его вазочки с оливками. Он слегка поерзал и почесал шею мизинцем.
– Вообще-то нет. Я сам во всем этом разобрался. Мои родители уделяли не слишком много внимания моему идеологическому воспитанию. Были заняты развлечениями и деньгами – ну, вернее сказать, покупками. Я учился в лучшей частной школе, у меня были прекрасные няни, хороший дом, думаю, какое-то время я плыл по течению – стажировался в фонде благосостояния в 16 лет, наслаждался всеми привилегиями, что были у моей семьи. Но университет изменил меня, впервые заставил увидеть истинное неравенство. Люди думают, в Брайтоне одни богачи, понимаешь? Но там учатся и совсем не обеспеченные люди, студенты… ну, они все были так увлечены и связаны с реальным миром, понимаешь? Мне стало стыдно за себя, понимаешь?
Я великодушно предположила, что его постоянное «понимаешь» было чем-то вроде нервного тика, и попыталась копнуть глубже.
– Молодец, – я сжала его руку. – Требуется мужество, чтобы по-настоящему открыть свои глаза.
Ну, не совсем так, если есть многомиллионный трастовый фонд, на который можно опереться, когда надоест жить как простые люди, но он, казалось, оценил это, рассеянно потирая место, которого я только что коснулась.
С этого момента я втянулась. Потребовалось еще пару недель повыдергивать сорняки, чтобы предложить выпить после работы, и Эндрю с радостью согласился. К сожалению, Люси тоже. И, что еще хуже, Роджер. Мы оказались в унылом пабе недалеко от центра, и это, думаю, было бы неплохо, если б в недавнем прошлом его не окружала кольцевая развязка (и, давайте будем честными, если б клиентура была совершенно другой, а винная карта предлагала бы что-то кроме теплого шардоне из Австралии). Разговор шел в основном об этих проклятых лягушках, и Эндрю очень хотел рассказать нам о своей частной коллекции.
Роджер закатил глаза.
– Этот парень считает, здешние недостаточно интересны, да, приятель? Всегда ищет что-то более… экзотическое, – он сказал это так, как будто иностранная лягушка была опасна и отвлекала Эндрю от достойных трудолюбивых типов, обитающих на болотах.
Роджер определенно проголосовал за выход из ЕС. Я изобразила интерес, призывая кузена рассказать больше, в то время как Роджер повернулся к Люси и попытался начать с ней разговор на тему верхнего слоя почвы. Эндрю понизил голос и слегка наклонил голову в мою сторону.
– Центр – прекрасное место, и у Роджера добрые намерения. Но он прав, меня интересуют более «экзотические» виды. Это может звучать безумно… – он замолчал, тогда я с интересом посмотрела на него, – но я изучал, как лягушки справляются с депрессией. Вы слышали о камбо?
Нет, Эндрю, конечно, я ни хрена не слышала. Нормальные люди не думают о лягушках и депрессии. Нормальные люди не проводят свои дни в грязных болотах у двухполосной дороги, ожидая посетителей, которые никогда не придут. С другой стороны, нормальные люди не пытаются уничтожить всю свою семью, так что мне действительно следует научиться меньше осуждать и больше слушать. Я широко раскрыла глаза.