Как украсть короля? История Уоллис Симпсон
Шрифт:
Ко всему прочему Анна Эмори была очень религиозной, она придерживалась самых строгих протестантских доктрин. Поэтому маленькая Уоллис была обязана соблюдать еще и все религиозные семейные правила. Каждое воскресенье Бесси приходилось подолгу просиживать в церкви на службе, выполнять ритуалы и следовать традициям. Иногда по состоянию здоровья бабушка пропускала службы, но это не избавляло Уоллис от посещения церкви – более того, оно становилось для девочки просто обязательным, потому что по возвращении Анна Эмори требовала, чтобы Уоллис чуть ли не дословно пересказала содержание службы. Если она считала, что Бесси как-то неправильно передает смысл проповеди священника, то заставляла ее читать вслух Библию, всегда лежавшую на столе в библиотеке, с того места, где находилась бабушкина атласная фиолетовая закладка.
Помимо здравого смысла и некоторого цинизма у Анны Эмори были и свои причуды. Например, она была глубоко убеждена, что если девушка хочет, чтобы мужчина женился на ней, то ни за что на свете не должна позволять ему целовать ей руки; или то, что ни при каких условиях нельзя выходить замуж за американца и т. п. Дальше пояснять свои утверждения бабушка не собиралась, а Уоллис безоговорочно принимала каждое ее слово за истину, и каждое новое наставление становилось для нее законом.
Такое же безосновательное и бескомпромиссное мнение у бабушки было относительно кофе:
– Никогда не пей эту дрянь! В противном случае у тебя пожелтеет кожа.
Уоллис ей верила и, как она сама утверждает, никогда не пила кофе – у нее не было повода ставить под сомнение слова бабушки.
В целом, несмотря на какие-то мелочи и непростой характер Анны Эмори, Уоллис была счастлива в доме на Престон-стрит – ее любили, всегда брали с собой, куда бы ее родственники ни отправлялись. Уоллис была любимицей в доме, чего нельзя сказать о ее матери, Элис, – молодой вдове без собственных средств к существованию, зависящей от снисхождения свекрови и брата покойного мужа, которые с самого начала были против ее брака с Тэклом Уорфильдом.
Анна Эмори, оставаясь всю жизнь вдовой в темных одеждах, не принимала того, что Элис по прошествии четырех лет со смерти мужа начала общаться с другими мужчинами и вновь ходить на свидания. Бабушка Уорфильд уж никак не могла этого одобрить – она считала, что и для Элис вопрос замужества должен быть закрыт раз и навсегда, а такое фривольное поведение приписывалось дурной наследственности Монтекки. Со временем их противостояние усугубилось, и Элис ничего не оставалось, как съехать вместе с ребенком.
Анна Эмори была этому только рада, а Соломон, напротив, очень расстроился, так как за время, пока Элис жила в его доме, он успел в нее влюбиться.
Были ли отношения между ними, история умалчивает, но бабушка Уорфильд быстро поняла, в чем дело, и все решила за двоих – жениться на вдове покойного брата было бы для Соломона проявлением самого дурного вкуса. Кроме того, Анна Эмори была эгоистична и не хотела, чтобы и последний сын покинул ее. Она начала критиковать Элис буквально во всем, в каждой незначительной мелочи, и та, наконец, сдалась.
Когда Уоллис исполнилось четыре года, Элис приняла решение покинуть Уорфильдов, переехав в отель. Впрочем, там она тоже долго не задержалась. Бесси Лав Мэрримен (1864–1964; девичья фамилия – Монтекки), старшая сестра Элис, которая в дальнейшем будет упоминаться в книге как тетушка Бесси, сочла недопустимым, чтобы ребенок рос в замкнутом пространстве какого-то чудовищного отеля, лишенный общения с другими детьми. Будучи недавно овдовевшей, миссис Мэрримен, нисколько не колеблясь, пригласила Элис переехать к ней в дом в 1901 году. Ей было скучно и одиноко без мужа, а своих детей у нее не было. Элис и Бессиуоллис переехали на Чейсон-стрит, где прожили чуть больше года.
Дом тетушки Бесси также был типичным балтиморским строением – трехэтажное здание из серого кирпича, на первом этаже которого располагалась кухня и столовая, на втором – две спальные комнаты, а на третьем, как и у многих тогдашних обеспеченных американских семей, – прислуга.
Но и здесь Уоллис было одиноко. Супруг Бесси Мэрримен, Дэвид Баканан Мэрримен (или дядя Бак, как его называла Уоллис; 1856–1900), умер за год до их переезда к ним. Раньше он часто играл с ребенком и брал с собой, когда отправлялся по делам или просто на прогулку. В отличие от других, он общался с Уоллис на равных, рассказывая ей обо всем на свете. Даже когда ему хотелось, как он выражался, немного промочить горло, он брал малышку с собой в бар, куда Уоллис шла с удовольствием, ведь там был большой говорящий попугай, рядом с которым время летело незаметно. Но на момент появления Элис и Уоллис в доме Мэррименов дяди Бака уже не было в живых, и развлекать ребенка больше было некому. Конечно, тетушка Бесси и Элис уделяли девочке много времени и внимания, но это были взрослые люди, а Уоллис так хотелось иметь друга.
Несмотря на более спокойную обстановку в доме сестры, свободолюбивая Элис все еще мучилась от бесконечных ограничений и финансовой зависимости от родственников покойного мужа, так как сестра ей материально помочь не могла, а подачки Уорфильдов, как и прежде, были нерегулярными.
Через некоторое время Элис все же решила стать независимой и начать зарабатывать деньги сама, сняв небольшую отдельную квартирку только для себя и дочери. Маленькая Уоллис страдала от частой смены места жительства – ей хотелось остаться в каком-то одном месте, завести друзей, жить в привычной обстановке, зная, что завтра им никуда не придется переезжать. Ребенку каждый раз было тяжело привыкать к новым условиям.
Элис и Уоллис переехали в отель “Брэкстон”. Это был маленький, тихий семейный отель, или скорее пансионат, в котором Элис сняла номер-квартиру с двумя комнатами. Их жизнь стала обыденной, потеряла роскошь, стала довольно прозаичной. Дни, похожие один на другой, медленно тянулись, не предвещая ничего хорошего. Мать проводила почти все время с Бесси, внося разнообразие в жизнь ребенка лишь походами на Престон-стрит к бабушке. Уоллис скучала по дому, ей было одиноко, конечно, насколько это было возможно в столь раннем возрасте – ведь ей тогда было не больше пяти лет.
В конце xix века найти работу женщине было невероятно сложно – во-первых, из-за дискриминации по половому признаку, а во-вторых, потому что женщины редко получали какое-либо специальное образование. Единственное, что мать Уоллис умела хорошо делать, это шить и готовить. Пока Уоллис не пошла в школу, вся ее одежда была сшита Элис, да и потом, когда девочке нужно было что-то подогнать по фигуре, мать с удовольствием этим занималась. Ей очень хотелось, чтобы ее ребенок был похож на красивую, чистенькую, опрятную куколку, и делала все возможное, чтобы это было именно так.