Как влюбить босса девушке в интересном положении за 80 дней
Шрифт:
Хватит, наобщалась я. Наелась по горло всего. Иногда нужно и притормозить, чтобы совершенно случайно не попасть в какую-нибудь дурацкую историю. А все к тому шло — чувствую пятой точкой.
— Давай в следующий раз? — улыбаюсь я с прохладцей брату. — Фильм потрясающий. Слишком много впечатлений. Переварить надо. Такие вещи лучше делать в одиночестве. А то пропадет эффект.
Гошка пытается возражать, но я твердой рукой веду за собой Аньку. Мы ролями поменялись: в кино она меня тащила, из кинотеатра — я ее.
— Лика, ну ты чего? — пыхтит
Вот только мне нытья сейчас и упреков не хватает. Я бью по тормозам и распахиваю дверцу. Анька смотрит на меня ошалелыми круглыми глазами.
— Вылезай! — командую и пытаюсь ее выпихнуть. Как настоящая женщина, Анька цепляется за все, что можно, лишь бы не оказаться одиноко стоящей на асфальте. — Эти еще там торчат, будут рады твоему возвращению. Можешь даже братца моего поохмурять — пожалуйста! Только, чур, потом не рыдать у меня на плече, потому что хоть ты мне и подруга, Ань, Гошка — брат, и его я в любом случае буду защищать.
— Ты что, белены наелась? — Анька наконец-то подавляет меня, отбрасывает руку и быстренько дверцу захлопывает. — А ну, рассказывай, что случилось? Явно я что-то пропустила, пока пялилась на стражей галактики.
Ни с того ни с сего я вдруг разревелась. Ну, не то чтобы очень, но фонтан из меня брызнул внезапно.
— Лика, — у Аньки и так глаза на выкате, а сейчас и вовсе готовы вывалиться.
Я ее напугала. А тут еще и машину вести, поэтому я, всхлипнув и размазав слезы по лицу, успокоилась. Цыцнула на себя — мне помогает.
— Сейчас пройдет, подожди.
— Э-э-э, подруга. Видать старые дрожжи дают неимоверно великий прирост гормонов в организме. А Одинцов хорош, это я тебе как спец говорю.
Анька — дизайнер мужских причесок. А по-простому — парикмахер. Но сейчас так говорить немодно, особенно, если учитывать, в каком салоне она работает и сколько зашибает. Там именно это и подходит — высокое «дизайнер». Но Анька и впрямь хороша: на выставки ездит, в шоу участвует, мастер-классы проводит. В общем, повышает свое мастерство и держит марку на все двести процентов.
Анька спец по мужикам, ага. Хорош или нет — разбирается. Правда, единственного и неповторимого никак не встретит, поэтому всегда в активном свободном полете и поиске. Ей по-другому скучно жить, поэтому я ее не осуждаю. У Аньки все романы красивые и бурные, но всегда заканчиваются одинаково: она линяет от мужиков, которые на какое-то время становились «любовью всей ее жизни».
И зря я Аньку, конечно, братом попрекнула. У подружки часто страдающая сторона как раз мужчины с разбитыми сердцами. Так что еще неизвестно, кто от кого плакать будет. Хотя из патриотических соображений я все же поставила бы на Георга.
До моей квартиры мы доехали почти молча: я сосредоточилась на вождении машины, а Анька мудро решила мне не мешать. А дома я вдруг развернула гармонь во всю ширь: порвала все баяны,
Я ей и про восемьдесят дней рассказала, и о том, как Одинцов принял меня в штыки, и о его поползновениях в кинотеатре, и о том, как я чуть не опозорилась.
— Ты что, не могла встать и выйти в туалет?
— Не могла, — кидаю виноватый взгляд на Аньку и краснею. — Зуб даю: он бы за мной выскочил, воспринял бы как сигнал к действию.
— Ой, да ладно, — машет рукой Анька. — Что ты наговариваешь? Твой Одинцов вполне адекватный тип. Характер нордический. Морда лица каменная. Выдержка железная.
— Не наговариваю, — вздыхаю тяжело. — Я все же женщина. Большинство женщин такое на уровне сигнальной системы чувствуют. Поперся бы как миленький. И неизвестно, чем бы это закончилось. Я не уверена, что смогла бы устоять. И потом… я жутко стеснялась.
Я снова краснею, Анька хмыкает почти весело.
— Знаешь, что мне кажется?
Она складывает губы трубочкой и делает несколько шажочков в одну сторону, а потом в другую. При этом ее указательный палец торчит вверх почти неприлично, как средний. Волосы в пучок, на нос — очки в толстой оправе — и занудная училка готова. Такая, из разряда противных старых дев, которые всех всегда ненавидят. Анька не такая, конечно, но когда она начинает умничать, невольно в груди раздражение поднимается и хочется ее треснуть, чтобы лицо попроще сделала.
— Вы застряли во времени. Для всех десять лет прошли. Для него прошли, для тебя, а для вас вместе — нет. Ты осталась восемнадцатилетней девственницей, что стесняется при красивом мальчике в туалет сходить. Он остался двадцатидвухлетним оболтусом, что — уверена — впервые втрескался по-настоящему.
— Да какой там втрескался, — вздыхаю и пытаюсь не разреветься заново. — Он даже не вспомнил, что ночью делал. А если и помнил, то поиграл в любовь на одну ночь — и чао.
— Нет, Лика, — прикрывает Анька один глаз, — даю голову на отсечение: что-то там нечисто! В этом самом вашем прошлом. Иначе он бы принял тебя радушно или равнодушно. А он с самого начала бесится. Десять лет прошло, а он бесится! Понимаешь?
Я не понимала. Все Анькины доводы поверхностные. Вилами по воде писаные. Так за уши что угодно притянуть можно.
— Знаешь, что вам нужно?
— Ну, и что? — смотрю на Аньку недоверчиво. Великий мой эксперт. Знаток мужской психологии.
— Переспать, Егорова! — тыкает она своим указательным пальчиком в потолок. Яростно и безапелляционно. — Переспать! Клин вышибить клином. Вытолкнуть, как застрявшую пробку, прошедшее десятилетие! Чпок — и чао!
— Как ты себе это представляешь? — хмыкаю на ее энтузазизм.
— Пока не знаю, — разводит руками Анька. — Но ты же женщина, чувствуешь: ему хочется, а значит есть миллион способов подловить и сделать дело. К тому же, и для здоровья полезно. Хороший бурный секс — для здоровья — самое то. Твой хилый Миша небось звезд не зажигал.