Как выглядит будущее?
Шрифт:
Более того, мы знаем, что возможны провалы рынка, и нельзя исключать также «провалы ресурсов» и возникновение глобального кризиса. Кризисы важны, поскольку они делают необходимым принятие государствами или государствоподобными организациями глобальных мер. Более того, те решения, которые оказываются способными покончить с кризисом, в равной степени оказываются социетальными и экономическими, затрагивая как реальную, так и денежную экономику, как долгосрочное инвестирование, так и краткосрочную максимизацию прибыли. Переломные моменты свойственны не только финансовым рынкам, они могут наступать повсеместно, затрагивая, например, климат планеты или цены на нефть.
Итак, в чем именно заключается антирост? Во-первых, он предполагает создание и защиту разного рода «скрытого богатства», например хорошего социального взаимодействия, благополучия и низкоуглеродного образа жизни. Подобные формы «скрытого богатства» не находят отражения
Крайне неравные общества занимают в подобных альтернативных рейтингах далеко не первые места. При высоком уровне неравенства многие приобретаемые товары и услуги оказываются «потраченными впустую». Сюда можно отнести, например, «необязательные» товары, малопродуктивные конференции, куда участники добираются самолетами, отдых за границей, который ненамного веселее отдыха на родине, слишком высокие температуры обогрева помещений и т. п. (Offner 2006; Shove, Chappells, and Lutzenhiser 2009). Более того, эти находящиеся на всеобщем обозрении излишние товары и услуги могут вызывать недовольство у тех, кто не в состоянии их купить, что в итоге заставляет членов общества чувствовать себя хуже и снижает усредненный уровень благополучия. Рост числа товаров и услуг, которые большинство населения не может себе позволить, ведет к снижению общего благополучия общества. Большее может порождать меньшее, и, соответственно, меньшее может порождать большее благополучие (Sayer 2015; Wilkinson and Pickett 2009).
Существуют любопытные примеры того, как именно можно добиться подобного сокращения излишних товаров и услуг, хотя речь и идет об обстоятельствах, выходящих за рамки привычных. В военное время все оказываются в «одной лодке», неравенство снижается, а благополучие, как это ни парадоксально, может расти. Например, во время Второй мировой войны в Великобритании почти прекратились увеселительные поездки, в США вдвое выросла статистика пользования общественным транспортом, в большинстве стран-союзниц значительно увеличились масштабы использования велосипедов и совместного использования автомобилей, 2/5 овощей в США выращивались в так называемых садах победы, которые представляли собой приусадебные участки или разбивались в публичных парках и скверах, особый упор делался на повторную переработку использованных материалов и на ремонт пришедших в негодность изделий вместо приобретения новых, американская промышленность была быстро перепрофилирована на производство танков и легких транспортных средств и стала менее привязанной к культуре индивидуального автотранспорта (Klein 2014: 16–17, 90). Однако в послевоенный период вместе с ростом масштабов потребления энергии, товаров и услуг (Великое ускорение) усилилось и разделение интересов различных групп общества. Кляйн отмечает, что в будущем «нам, возможно, потребуется вернуться к образу жизни, схожему с тем, который мы вели в 1970-е гг. – до того как потребление „словно сорвалось с цепи“ в 1980-е гг.» (Klein 2014: 90). В предшествующий этому период уровень жизни был вполне удовлетворительным для большей части населения большинства стран «богатого Севера», неравенство было не столь острым, а благополучие – выше (Piketty 2014; Пикетти 2015).
Программа развития городов переходной модели включает поэтапное снижение потребления энергии в городах. Согласно Робу Хопкинсу, основателю движения за город переходной модели, такие инновации должны быть «заразительными» и открытыми для всех (Hopkins 2011; www.social-life.co). Это движение, зародившееся в британском городе Тотнес, превратилось во всемирное (см.: https:// www.transitionnetwork.org/initiatives/map). Антирост способен увеличить масштабы распространения «переходной модели» при одновременном разделении городов на самодостаточные сообщества без какого-либо жесткого территориального зонирования. Соответственно, снижение потребления энергии требует реконструкции городов как в физическом плане, так и с точки зрения социальной инженерии. В этих городах будет более высокая плотность населения, появятся возможности использования альтернативных, более медленных видов транспорта и произойдет переход к гораздо меньшим по масштабам практикам (Ephemera 15, 2015).
Кроме того, необходимо будет увеличить число местных автономных генераторов энергии, вырабатывающих электроэнергию с использованием ветра, солнца и воды. При этом развитие этих альтернативных источников будет более вероятным, если управление энергосистемами будет в ведении государства, а не в руках корпораций, держащих счета в офшорных зонах (Klein 2014: ch. 3). Мы уже знаем, что потребление энергии в огромном масштабе ведет к расколу в обществе. Иван Иллич еще в 1970-х гг. говорил, что «только ограничение использования энергоресурсов может привести к социальным отношениям, характеризующимся высоким уровнем справедливости» (Illich 1974: 27).
Ключевую роль здесь могла бы сыграть «локализация» социальных практик, когда друзья жили бы на соседних улицах, семьи не меняли бы по нескольку раз место жительства, члены семьи жили бы не слишком далеко друг от друга, а живущих далеко можно было бы навещать не так часто. Как уже отмечалось выше, социальный статус вновь приобрел бы локальный характер и зависел бы от вклада жителя в деятельность своего сообщества и своего города. В новых представлениях об «успехе» важны будут достижения в «жизни на местном уровне» (Peters, Fudge, and Jackson 2010; Urry 2013a). Кроме того, в различных системах должны будут произойти трансформации, обеспечивающие прежде всего «процветание», а не «доход» (Jackson 2009). Антирост требует также такого планирования городов, которое позволило бы сделать социальные практики более локальными.
Дороги будут уже использоваться не только автомобилями (Reid 2015). Города, расползающиеся от центра во все стороны, утратят свою значимость и привлекательность (Ross 2014). Многие товары и услуги будут производиться и потребляться по соседству. Произойдет сокращение расстояний, на которые осуществляется перемещение людей, объектов, товаров и денег. Усиление и передислокация определенных экономических хабов, таких как оптовые рынки, а также местных малых предприятий будут способны повысить местную составляющую экономик и обеспечить более справедливый доступ к местным ресурсам и услугам.
В книге Джона Такары «Как процветать в следующей экономике» описывается множество локальных, некрупных прототипов, моделей и образцов. Все они привлекают и излучают то, что Такара называет «общественной энергией» (Thackara 2015: 76). Сюда относится переход от «землепользования» к «управлению земельными ресурсами», городское планирование, позволяющее добиться более экономного расходования водных ресурсов, сокращение заасфальтированных площадей в американских пригородах, озеленение городов, производство в городах сельскохозяйственной продукции, коллаборативные системы распределения, отказ от использования автомобилей, распространение электровелосипедов, стоимость которых в 50 раз ниже стоимости автомобиля, и использование и усовершенствование общих площадей и инфраструктуры, полученных в наследство от предыдущих поколений или приобретенных у них (Thackara 2015: 146). Существует множество других примеров уменьшения и локализации социальных практик – некоторые из них были описаны в предыдущей главе, в сценарии «города, удобного для жизни», – включая примеры из опыта Боготы, Копенгагена, Куритибы, Делфта, Тотнеса, Ванкувера и Векшё. В контексте утопического плана сделать Швецию к 2020 г. обществом, свободным от нефти, Векшё занят построением «будущего без ископаемого топлива». Город уже на полпути к реализации данной цели, не жертвуя при этом образом жизни и комфортом горожан или экономическим ростом.
Оценить влияние этих инициатив на сокращение выбросов довольно трудно прежде всего потому, что многие проекты находятся на стадии прототипов и еще не получили широкого распространения. Тем не менее данные по Европейскому союзу показывают, что выбросы углекислого газа необязательно должны лишь расти: в 2013–2014 гг. было зафиксировано небольшое их снижение (www.exeter.ac.uk/ news/research/title_412769_en.html). В Великобритании также наблюдается долгосрочная тенденция к сокращению объемов потребляемых ресурсов, описанная Крисом Гудоллом. Он утверждает, что материальное потребление в Великобритании достигло своего пика в 2001–2003 гг., после чего начало сокращаться как в абсолютном выражении, так и в пересчете на душу населения (Goodall 2011; D. Clark 2011). Поразительно, что это сокращение материального потребления началось еще до экономического и финансового кризиса 2007–2008 гг. Однако интерпретировать такие данные крайне непросто, особенно учитывая происходивший тогда же «экспорт» выбросов углекислого газа в Китай. Тем не менее основной вывод, который можно из них сделать, заключается в том, что взаимосвязь между западными экономиками и объемами выбросов углекислого газа может варьироваться, а потому добиться некоторого антироста вполне возможно.