Как я помог авиации
Шрифт:
Теперь аэроплан перестал казаться мне похожим на трамвай или автобус. Люди внизу стали маленькими-маленькими, как муравьи, и я уже, конечно, не мог узнать среди них, где там мои мама и папа.
Тут пилот обернулся ко мне и спросил что-то, чего я не услышал за шумом мотора.
Он мог спросить меня:
— Нравится?
Или он мог спросить:
— Боишься?
Я не хотел обманывать пилота и
Наш самолёт качало, как будто он ехал по неровной дороге. Что-то в нём скрипело, трещало, но пилот впереди меня был совсем спокоен, и я тоже успокоился.
А внизу, на земле, в это время происходило вот что (это уже потом рассказывали мои родители). Папа как ни в чём не бывало подошёл к зрителям, которые стояли задрав головы вверх, и как ни в чём не бывало стал рядом с мамой.
— Какая всё-таки прелесть этот аэроплан! — воскликнула мама.
— Да, — согласился папа.
— Как он плавно летит! — сказала мама. — Просто плывёт по воздуху!
— Да, — опять сказал папа и почему-то вздохнул.
Тут мама только на одну секундочку оторвала глаза от аэроплана и посмотрела вниз, туда, где возле папиного колена должен был стоять я.
— А где наш сын? — улыбнулась мама. Она подумала, что я прячусь за папой. — Где же он?
— Там, — сказал папа как можно спокойнее.
— Где? — Мама ещё ничего не поняла, но улыбаться уже перестала.
— Там, — как можно спокойнее повторил папа и показал на небо.
— Не пугай меня, пожалуйста, — попросила мама. — Серьёзно, где он?
— Летает.
Хотя папа очень волновался, он постарался сказать «летает» так, как будто это было «гуляет», совсем спокойно.
Теперь папа и мама волновались вместе.
— По-моему, — сказала мама, — этот аэроплан летает слишком быстро.
— Так только кажется, — успокоил её папа. — По-моему, он летает нормально.
— Не знаю, — сказала мама, — но, по-моему, ему уже пора спускаться.
Тут аэроплан, как будто услышал маму, пошёл на снижение и скоро сел невдалеке.
Наверное, ни мама, ни папа ещё никогда в своей жизни не бегали так быстро.
Пилот даже не успел спрыгнуть на землю, а мои мама и папа уже вытащили меня из аэроплана.
Они меня тискали, целовали, вертели, осматривали, как будто не видели уже целый год.
Они так крепко вцепились в меня, что от них невозможно было вырваться, и тогда я закричал что было сил:
— Минуточку!!!
Услышав это, мама и папа даже застыли от удивления, а я спокойно снял кожаный шлем с очками, отдал их пилоту и сказал:
— Большое спасибо за полёт.
— Это тебе спасибо, — сказал пилот. — Моему аэроплану как раз не хватало такого смелого мальчика килограммов около двадцати. Давай твою руку, ты очень помог нашей авиации. Спасибо!
Как я был мамой
Однажды, когда я был уже вполне большой и учился в первом классе, у меня заболел живот.
Дежурный учитель очень удивился, почему это вдруг я перестал носиться как пуля, а сел прямо на пол посредине школьного коридора и сижу.
— А ну-ка поднимайся сейчас же! — сказал он.
Я попробовал.
— Ой! — вскрикнул я и стал белый как мел.
Тут учитель тоже стал белый как мел и остановил двух мальчиков из второго класса — Юлика и Валерика. Оба они носили очки, на переменах не бегали как угорелые, не кричали, а спокойно прогуливались и беседовали о разном.
— А ну-ка, хлопцы, помогите солдату! — сказал учитель, и они втроём потащили меня к школьному врачу.
Мне очень понравилось, что учитель назвал меня солдатом, и я тут же придумал про себя, что ранен в бою с врагами.
— Возможно, это аппендицит, — сказал доктор и вызвал по телефону «скорую помощь».
Когда меня понесли на носилках вниз, вся школа сбежалась смотреть.
Ну я, конечно, тут же придумал, что все они — и ученики и учителя — прибежали проводить меня, своего защитника.
Только нянечка из школьного гардероба не знала, в чём дело, и, когда меня проносили мимо неё, проворчала:
— Допрыгался один, доигрался!..
Наша «скорая помощь» летела по городу как ветер, и все другие машины уступали ей дорогу, а она пронзительно гудела: «Дорогу! Дорогу!!! Я спасаю раненого гер-р-р-о-я-я-я!!!» — и пролетала на красные светофоры.
Доктор в больнице пощупал мой живот и сказал:
— Аппендицит. Надо оперировать.
Меня тут же раздели, помыли в ванне и, чистого, в больничной пижаме, привезли на каталке в большую белую комнату — палату.
Я огляделся. В палате, кроме моей, стояло ещё три кровати, покрашенные в белый цвет. На этих кроватях лежали разные мальчики.
В углу у дверей лежал Серёжа.
Ему уже исполнилось целых десять лет, и он учился в четвёртом классе. Серёже пять дней тому назад сделали операцию — вырезали его аппендикс, и он выздоравливал — бродил целыми днями по палатам с шахматами под мышкой и искал, с кем бы поиграть.
Он уже обыграл всех ребят, у которых ещё не вырезали аппендикс, всех, у которых его уже вырезали, и теперь ему очень хотелось сразиться с главным доктором, но у того никогда не было ни одной свободной минутки, он всё время вырезал у ребят аппендиксы.
Аппендикс — это такой совершенно ненужный отросток у одной из кишок. Если он не болит, то его и не надо трогать, а уж если заболит, то лучше его удалить, а то он может доставить человеку много неприятностей.