Как я тебя потеряла
Шрифт:
– Уже давно пора. Хочешь глотнуть?
Джек налил стопку водки и протянул Билли. Тот только сморщил нос.
– Нет, со мной и так все в порядке.
– Ты серьезно? – рассмеялся Джек. – Ты спер эту водку в магазине и не собираешься ее пить? Давай, не выпендривайся.
Он снова вытянул руку поближе к приятелю, и часть водки выплеснулась ему на пальцы. Билли взял стопку и понюхал.
– Быстро проглоти. Чем больше
Билли запрокинул голову, влил в себя водку, и она покатилась вниз по горлу. Он прикрыл рот рукой, закашлявшись; у него появились позывы к рвоте. Джек засмеялся.
– Вот так и надо, – сказал он. В эту минуту кто-то постучал в дверь спальни. – Заходи.
В дверном проеме появилось лицо Люси. Билли показал из ванной неприличный жест, при виде которого Джеку стало смешно. Бедный парень не знает, что нужно делать с девушкой типа Люси. Ему пятнадцать, а он даже ни разу не целовался с девчонкой! Ну, может, сегодня вечером удастся это исправить.
– Твои друзья ждут внизу, – сообщила Люси, подозрительно глядя на Джека. – Ты пил?
– Да. Хочешь?
Она зашла в комнату и только тут заметила Билли.
– О, привет. – Она увидела, что он держит в руке стопку, и улыбнулась. – Вот это да! Даже Джек водку не пьет.
Билли посмотрел на Джека округлившимися глазами. Тому нисколько не было стыдно. Он просто пожал плечами.
– Вкус дерьмовый. Пошли, Шекспир, пора.
Джек уже собрался выйти из комнаты, но Люси преградила ему путь. Она находилась достаточно близко, чтобы он мог вдохнуть тонкий аромат ее цветочных духов. Даже несмотря на то что он был на три года младшее нее, Джек возвышался над ней дюйма на два.
– Ты не собираешься пригласить меня на вечеринку?
– Спасибо, но дуэнья мне не требуется. – Он положил руки ей на талию, подтянул к себе, а потом отодвинул в сторону. – Пошли, Билли.
Глава 15
Мне очень не хочется видеть собственный дом, но я не могу долго жить в «Трэвелодже». Мы заезжаем в полицию за моими ключами, и там подтверждают, что я могу вернуться домой. Когда мы подъезжаем, то видим одинокую фигуру, сидящую на крыльце. Ник стонет.
– Что, на хрен, происходит? – ударяет мне по барабанным перепонкам резкий голос Кэсси с манчестерским акцентом, как только мы выходим из машины. – Что он здесь делает? Почему твое крыльцо вымазано краской?
Я рассказываю ей о случившемся прошлой ночью, и с каждым словом ее лицо мрачнеет.
– Брось это, – предупреждает она меня, поднося палец к моему лицу. – Теперь все стало серьезно, Сьюз. За тобой следят? Шпионят? В твой дом вламываются. Брось. Это.
Я качаю головой.
– Я не могу, просто не могу. Даже если это какая-то кампания ненависти со стороны местных. Мне что, ждать, пока кто-то другой вломится ко мне в дом или набросится на улице?
Мы все еще на улице, и я пытаюсь говорить потише. Кэсси нет.
– Если
– Какой нормальной жизни? Нормальным для нас явля…
Я не могу произнести это вслух. Нормально для нас – это трехразовое питание, когда невкусную еду подают на пластиковом подносе, все еще запачканном вчерашним ужином. Нормально – это жить в комнате размером с мою старую домашнюю прачечную вместе с женщиной, для которой говорить о естественных нуждах организма также легко, как мне сравнивать с моими старыми подругами свечи Yankee Candles [21] .
21
Yankee Candles – один из самых известных и продаваемых брендов ароматизированных свечей в мире.
Теперь мне так просто не остановиться. Часть меня (та крошечная, которая помнит, как я добралась до автобусной остановки, пока мой ребенок неустанно плакал в доме), у которой всегда оставались вопросы, должна узнать правду. Я должна вернуться в прошлое, погрузиться по колено в дерьмо, чтобы увидеть, что скрывается под ним. Я это заслужила? Я сумасшедшая?
Когда я захожу в гостиную с напитками, Кэсси и Ник сидят молча. Я вручаю Нику чашку кофе, а сама занимаю место на диване рядом с Кэсси. У меня такое ощущение, будто они спорили.
– Что? – спрашиваю я, переводя взгляд с одного на другую. – Что?
– Журналист хочет засунуть нос туда, куда его не нужно засовывать. – Голос Кэсси не просто окрашен ядом, он им пропитан. Я смотрю на Ника.
– Я просто подумал, не поможет ли делу, если я… м-м-м… если я взгляну, если у тебя есть…
– Он хочет посмотреть фотографии Дилана.
Я чувствую желчь в горле. Фотографии? Конечно, они у меня есть. Они лежат в самом низу соснового комода, вставленные в альбом, обтянутый коричневой кожей. Я его не открывала три года. Альбом принес отец во время одного из посещений «Окдейла», но у меня ни разу не хватило смелости его раскрыть. После рождения ребенка я сделала почти триста фотографий: Дилан со своим первым плюшевым мишкой, первая боязливая улыбка Дилана, Дилан в среду. Судя по размеру альбома, в нем не все триста фотографий. Я никогда не хотела знать, какие фотографии мой отец решил в него включить.
– Зачем? Они тебе ничего не скажут. Мы знаем, что это не может быть он. К тому же все младенцы похожи.
Это ложь. Мой ребенок был не таким, как другие дети. Все другие младенцы – это сморщенные, трудноузнаваемые существа, которые ни на кого не похожи. Дилан был красивым, с идеальным гладким личиком и огромными глазами, цвет которых изменился с синего на темно-карий. Несколькими годами раньше я влюбилась за эти глаза в его отца. В первые недели появились темные волосики. Росли они так быстро, что мне каждое утро приходилось их осторожно расчесывать мягкой белой расческой, которую подарили мой брат с невесткой. У Дилана был такой очаровательный язычок, даже когда его ротик открывался, чтобы издать пронзительный боевой клич среди ночи.