Как же быть?
Шрифт:
в первую очередь подарок Кенни. Брошку, скорей всего, — Ту которой она так восхищалась в прошлую субботу. Конечно, думал Лори, уже засыпая, много страшного в жизни: убийства преступления, смерть… Но много и хорошего: любовь, интересная работа, надёжный друг. Главное, быть честным и хорошим а не…
Лори заснул, убаюканный своими светлыми и добрыми мыслями.
На следующий день он с увлечением рассказывал на работе, как ездил с Лемом. Впрочем, рассказ его мало заинтересовал других подсобников и осветителей. Подумаешь, самоубийство! Телецентр постоянно жил всевозможными
— До чего люди злы. Если другой лучше работает, больше зарабатывает, давай топи его, ругай, обливай грязью! Нехорошо. Радио сегодня слушал — нехорошо…
— А что такое, господин Лукач, какие новости? — спросил один из осветителей, протирая замшевой тряпкой огромный глаз прожектора.
— Ну вот, этот жулик, Ритон, этот налоговый инспектор. Куда вчера Рой ездил с Лемом. Кажется, всё ясно — наш телецентр рассказал, газеты написали. Так нет, эти коммунисты из «Правдивых вестей» подняли шум: «Ритон не повесился! Его убили!» И то и сё. Мол, был он честный, неподкупный, взяток не брал, воров и тех, кто доходы утаивает, разоблачал. Ты вот там был, Рой, расскажи. Правда, что он пьян был?
— Ещё бы! — вскричал Лори, польщённый тем, что оказался в центре внимания. — От него так несло, что хоть закуску подавай!
— Ну вот видите, — удовлетворённо констатировал Лукач, — а они на своей радиостанции кричат, что он не пил. А что лейтенант полиции говорил?
— Говорил, — оживлённо докладывал Лори, — что так мёртвый повешенный не выглядит, что так только живой повешенный, то есть если его живого, а не мёртвого сунули в петлю, ну… если он сам сунулся, когда ещё не был этим… покойником…
Чувствуя, что не очень понятно выражается, Лори замолчал.
— Всё ясно, сказал Лукач, — всё они врут, эти «Правдивые вести». Полиции лучше знать!
Но у Лори вдруг испортилось настроение. Он вспомнил непонятные намёки Руго, его усталые глаза, отчаяние, которым веяло от всей его жалкой фигуры, от постаревшего лица. Кошено, полиции видней, но…
В тот день они с Ломом отправились делать репортаж-анкету. Лем ненавидел анкеты.
Кретинизм! — возмущался он, ведя машину на головокружительной скорости в направлении одного из пригородных кварталов, откуда надлежало организовать репортаж. — Идиотство! Задаёшь дуракам дурацкие вопросы, получаешь дурацкие ответы, и потом выясняется, что это общественное мнение. А вопросы задаёшь такие, что ответ заранее ясен. Да если ответ не тот, он в эфир всё равно не попадёт. Ну скажи, — и он повернулся к замершему в панике Лори, забыв на время о дороге, по которой нёсся со скоростью сто двадцать километров в час, — скажи, если нам сегодня ответят, что причина детской преступности — дурацкие фильмы, которые показывает наш «Запад-III», передадим мы такое интервью? А?
— Осторожней, осторожней… — пролепетал Лори, указывая на дорогу.
Небрежным поворотом руля Лем в последнюю секунду избежал столкновения с огромным молочным фургоном, мчавшимся навстречу, и продолжал:
— И вообще что это за тема: «Причины детской преступности»? Каждый дурак знает эти причины. Так нет, я должен ехать спрашивать каких-то жён, отцов, пасторов, полицейских, учителей… Кретинизм!
Машина остановилась на небольшой площади возле четырёхэтажного универсального магазина, единственного высокого дома в этом районе.
Выйдя из машины, Лем огляделся. Из магазина выходили редкие покупатели, прохожих тоже было мало на этих улицах, расходившихся от маленькой площади, с выстроившимися вдоль них одноэтажными деревянными домиками.
Тяжёлые низкие тучи, нависшие над городом, не располагали к прогулкам.
Как всегда, Лем действовал быстро и решительно. Своей первой жертвой он избрал какую-то толстую женщину с продовольственной сумкой в руке. Рядом с женщиной семенила девочка.
Наставив на них камеру (Лори в это время протянул к женщине микрофон), Лем наигранно бодрым голосом закричал:
— Добрый день! Разрешите представиться — Лем из телекомпании «Запад-III». Какая у вас чудесная дочурка! Тебя как зовут, девочка? (Девочка что-то пролепетала в ответ, но Лем не слушал.) У меня к вам лишь один вопрос. Вы знаете, что в вашем районе города особенно процветает преступность среди детей, чем вы это объясняете?
Женщина растерянно молчала, переминаясь с ноги на ногу. Девочка крепко уцепилась за её руку, испуганно глядя на камеру.
— Но прежде, — завопил Лем, — позвольте представить вас нашим телезрителям. Госпожа?..
— Альдо… — пробормотала женщина. — Я тут работаю прачкой…
— Великолепно, госпожа Альдо. Так чем вы объясняете, что в городе растёт детская преступность?
— Я… не знаю… наверное, — неуверенно говорила прачка. — Ну, никто не смотрит за ними… вот они и хулиганят… полиция…
— Великолепно, госпожа Альдо, благодарю вас, вы правы: недостаточное внимание к молодёжи со стороны родителей — главный фактор роста преступности. Даже самоотверженные действия полиции в этом случае ничего не могут дать. Ещё раз спасибо!
Женщина, смущённо улыбаясь и поминутно кивая, стояла ещё несколько минут, глядя вслед Лему, уже мчавшемуся к новой жертве. Ею оказалась хорошенькая, элегантная девушка, судя по утомлённому и слегка растрёпанному виду, возвращавшаяся домой после весело проведённой ночи.
Увидев Лема, она мгновенно сообразила, в чём дело, быстро поправила причёску и заулыбалась во весь свой белозубый рот.
— Добрый день, — начал репортёр, — разрешите представиться — Лем из телекомпании «Запад-III». Я хотел бы задать вам единственный вопрос…
Но сделать ему это не удалось. Девушка изящно помахала в камеру ручкой и громко, торопливо заговорила:
— Здравствуйте, господин репортёр, очень рада, что на этот раз меня пришли интервьюировать именно вы. «Запад-III» — моя любимая телестанция. Я смотрю все её передачи. Я — Микки Мо, манекенщица. Меня можно увидеть ежедневно в Большом салоне мод. Ещё сегодня я демонстрировала там…
Но тут растерявшийся сначала Лем вновь перехватил инициативу. Он закричал истошным голосом: