Календарь ма(й)я
Шрифт:
Надо все-таки купить детям фруктов, размышляла Лена по дороге в салон красоты, где она подрабатывала два раза в неделю. Сегодня должны заплатить за месяц, где-то около четырех тысяч. Рублей двести можно выделить на яблоки, бананы и, так и быть, мандарины для больной Анютки. И продукты пора покупать, почти ничего не осталось, ни макарон, ни гречки, ни картошки. Даже сахар весь высыпали, обормоты. Хотя нет, еще не высыпали, это будет только завтра. Надо спрятать пачку от греха подальше, может, в этот раз уцелеет.
Открыв дверь в салон, Лена остановилась как громом пораженная.
– Лен, ты чего пришла? Не твоя же смена, – удивленно сказала тетя Мила, пожилая парикмахерша, которая и договорилась с хозяйкой, чтобы несовершеннолетнюю школьницу неофициально взяли на работу.
– Моя! Еще как моя! – звенящим голосом завопила Лена, чувствуя, что теряет над собой контроль. Сколько можно выносить весь этот бред! Она словно попала в театр абсурда. Когда же это закончится?
– Лен, твоя смена в пятницу, ты перепутала, – улыбнулась парикмахерша.
– Тетя Мила, ну хоть вы признайтесь, что сегодня пятница! – взмолилась девочка. – Что с вами всеми происходит?!
– Лена, тебе нехорошо?
– Это вам нехорошо! Это вы сошли с ума и думаете, что сегодня среда.
Две клиентки, сидящие в креслах, с интересом наблюдали за происходящим. Тетя Мила подхватила Лену под руку и утащила в подсобное помещение, чтобы не привлекать всеобщего внимания. Там она налила ей воды и усадила на старый продавленный диван.
– Переработалась, – говорила она, гладя Лену по голове, – переутомилась. Виданное ли дело, чтобы двенадцатилетний ребенок работал так, как и некоторые взрослые не работают! Отдохнуть тебе надо, с подружками погулять.
– Я не ребенок, – мотнула головой Лена, сбрасывая ее руку. – И мне уже тринадцать.
– Двенадцать, тринадцать. Какая разница? Тебе в куклы играть надо, а ты всю семью тащишь на себе.
– Мне только кукол не хватает! Время впустую тратить! И так день короткий, ничего не успеваю.
– Горемыка, – вздохнула тетя Мила. – Слушай, Лен, я тут одежонку насобирала для твоих мальчишек. Хорошая еще, внук аккуратно носит.
– Не надо, – сказала Лена, поднимаясь.
– Как же не надо? Мальчишки ведь, все как на огне горит!
– У нас все есть, спасибо. Пойду я.
– Ну как знаешь, – обиженно сказала парикмахерша. Лена допила воду и пошла к выходу через зал.
– В пятницу приходи, – добавила ей вслед тетя Мила.
– Если она вообще наступит, – буркнула Лена, проходя мимо Марины.
– Совсем плохая, школьница-то ваша, – покачала головой студентка, собирая щеткой остриженные волосы.
– Чего она сказала-то? – не расслышала тетя Мила.
– Сказала, что вряд ли доживет до этой пятницы.
– Вот горе-то! Заездили девчонку!
Мастера в зале принялись обсуждать Лену, а она уже на всех парах неслась на другую работу, в кафе «У Регины», где убиралась в среду, четверг и субботу. Кафе открывалось в пять, и к этому времени нужно было навести порядок после ночного пиршества.
В кафе царил жуткий разгром. Опять. Вернее, для Лены опять, а для всех остальных, конечно, в первый раз. Официанты сказали, что ночью здесь была драка и ей придется хорошенько потрудиться, чтобы успеть до открытия.
– Я не могу убирать это снова, – простонала Лена, без сил опускаясь на корточки. – Я в прошлый раз провозилась четыре часа!
Официанты тут же сообщили ей все, что думают о ее душевном здоровье, и предупредили, что если она сейчас же не возьмется за швабру, то может считать себя безработной. Лена процедила сквозь зубы, что здесь нужна не швабра, а лопата, а еще лучше – экскаватор, и принялась за уборку во второй раз.
Вечером, когда Лена уложила всех детей и сама собиралась рухнуть в кровать, выяснилось, что у них нет обеда на завтра. Тушеную капусту доели сегодня днем, а рассольник, который Лена варила в среду вечером (в настоящую среду), исчез. Точнее, не исчез, а просто не был готов. Все ингредиенты преспокойно лежали в холодильнике, как будто Лена их позавчера не терла на терке и не варила до полуночи.
Девочка села на табурет и тупо уставилась в одну точку. Нет, этот день сурка ей решительно не нравился. Неужели она вынуждена, как и тот парень в кино, жить в этом ужасном дне несколько лет? Она будет каждый день писать контрольную по алгебре, убирать бардак в кафе, а вечером, падая от усталости, варить рассольник? И ей никогда не выдадут зарплату, и мама никогда не вернется от папы? Может, она и вправду сошла с ума, и ей все это кажется? А на самом деле она сидит в психушке, в смирительной рубашке, и бредит? Или, может быть, она в коме? Лежит под капельницей, вся утыканная трубочками, а мозг подбрасывает ей ужасные картины?
В кухню осторожно просунулась всклокоченная голова.
– Чего тебе? – устало спросила Лена.
– Лен, я тут вспомнил, – нерешительно проговорил Вова. – Я тут это…
– Кроссовки порвал и кепку потерял?
– А откуда ты знаешь?
– Я теперь все знаю. Даже то, чего еще ты сам не знаешь.
– Ух ты! – восхитился брат. – Тебя что, молния ударила? Как в кино? И у тебя теперь уникальные способности?
– Вот именно! – усмехнулась Лена. – Ты только подумаешь о чем-то, а я уже знаю, что ты собрался натворить. Понятно?
Вова кивнул и собрался уходить.
– Послушай-ка, мой резвый друг, – остановила его Лена. – Когда завтра в саду воспитательница спросит, кто сможет нарисовать большой плакат за один вечер, не вздумай поднять руку. Как человека тебя прошу!
21 мая 2013, вторник
В раздевалке для девочек стоял оглушительный визг. Мухин и компания, уже переодевшиеся на физкультуру, перебрасывали через перегородку между женской и мужской раздевалками безобразных резиновых пауков. Девчонки визжали с удовольствием, на разные голоса, не столько от страха, сколько для поддержания общего настроения.