Калейдоскоп.В Игре брода нет(Водовороты Игры)

Пешкова Наталья

– Ого!
– восхищенно протянул я.
– Кэри, ну ты даешь!

– Да ты больше слушай эту собаку злобную, - фыркнула девица.
– Всего-то один мелкий камень и вышибла. С той стороны ещё одно помещение оказалось. Нооль подогнал поближе к дыре магический шарик, которым он освещал нам путь, и я рассмотрела какие-то металлические ящики. Потом Костик быстренько нам дыру расширил, сказал, что в спешке проход перегораживали, некачественно сделали. Короче, это была техническая лаборатория, практически целая, если не считать небольшого бардака, раскиданных то тут, то там вещей, что опять же свидетельствует о том, что хозяева куда-то торопились. Мародеры оставили бы больший разгром, и точно бы не оставили

золото.

– Что за золото?
– приподняв бровь, спросил Талл.
– Вы про него не говорили.

– Кэри, ну тебя что, аражи за язык тянут?
– недовольно фыркнул Сейфиттин.
– Теперь ещё и упырями делиться придётся. Хотя слитки нашёл я, так что нечего к чужой собственности свои загребущие лапки тянуть!

– Золото - это громко сказано, - усмехнулась девушка, - всего два малюсеньких прямоугольных слитка. Скорее всего, это золото для исследований использовали.

– А чего его исследовать?
– удивлённо спросил Костас.
– Я и без всяких исследований могу сказать, что это золото.

– Во! Молодец!
– обрадовался кот.
– Наш человек, то бишь, гном. Ты, дружище, как золото где увидишь, так сразу мне говори, хорошо?

– Хорошо, - кивнул польщённый похвалой бородач.

– А что там за лаборатория?
– уточнил я.

– Оборудование, явно, технарское, - ответила Кэрлин.
– В центре какой-то огромный, под потолок, агрегат. Вокруг полки с ящиками, стол с колбами. И вот в столе эти тетради и лежали. Правда, прочесть их никто из нас не смог. Я уверена, что писали до Катастрофы. Там цифры стоят рядом с каждой записью, число четыре тысячи восемьсот шестьдесят семь постоянно повторяется, а ещё два числа всегда разные. Предполагаю, что это даты.

– Это может быть код эксперимента, - вмешался золотоволосый эльф, задумчиво теребя кончик длинной косы, - а меняющиеся числа - это порядковые номера опытов. Я думаю, что это научный журнал какого-то эксперимента. Там внутри много разных формул. И бумага, кстати, чем-то пропитана, иначе так долго бы тетради не сохранились.

– Я могу прочитать, - предложил свою помощь Ксанталл.

Вампир присел рядом с нами, взял у Кэри тетрадь, вгляделся в текст, перелистнул несколько страниц, открыл последнюю запись, схватился за следующий журнал. Просмотрев последнюю четвертую тетрадку, он огорченно покачал головой:

– Нет, этот язык мне не знаком, он точно не с Мэйдеса.

Кэрлин и Сейфи понимающе переглянулись, похоже, этот вампир не так прост, как пытается казаться, и что-то они про него знают. Интересно, если этот клыкастый так лихо взялся за чтение древнего текста, получается, был уверен, что знает язык, на котором говорили до Катастрофы? Это ж сколько ему тогда лет?

Барбариска

Не знаю, что удерживало меня в палате Ориса: то ли жалость, которую наглый мальчишка поминутно испытывал на стойкость, то ли глупость, что вернее всего, то ли надежда, что Верран найдётся и будет искать меня именно здесь, то ли непонятная уверенность, что так надо, что так правильно, как было тогда с Заром. Но Зар мой меле, сопричастный, а тут совершенно чужой урсёныш. Ведь связи тенир-тали нет. Или есть? Араж, ну где же правда? И ведь не спросишь ни у кого. Арсин давно ушёл, а Верран не появлялся с тех пор, как встретился с той девицей. У других урсов выяснять этот вопрос я не решилась - это ж секрет их расы, а ну как вместо ответа когтями по горлу получу.

Я уселась на подоконник, прижавшись головой к косяку и закрыв глаза, горько усмехнулась, почти физически чувствуя на себе колючий прожигающий взгляд Ориса. Смотреть в окно больше не хотелось, на больных, впрочем, тоже. За последние три часа я уже изучила каждый камешек на широком школьном дворе, сосчитала все скамеечки на двух березовых аллеях, которые расходились в разные стороны от небольшого

фонтана, изображающего девчушку с книжкой и мальчугана, собирающегося её обрызгать. Струи били из его фи, как вы могли такое подумать? Это же не писающий мальчик - струи били из его раскрытых ладоней. Симпатичные зелёный двор сейчас был заставлен всякой всячиной: коробки, валяющиеся около фонтана носилки, просто какие-то обрывки, мусор. Палата тоже была исследована вдоль и поперек: десять кроватей с не очень-то чистым бельем, десять больных котов, два больших окна без стекол. На одной стене картинки с различными животными, на другой - доска, на которой я, даже не знаю, зачем, вывела мелом "первое сентября". С "классом" я тоже познакомилась: четверым было совсем плохо (они так и не приходили в сознание), двоим черноволосым мужчинам полегче (они поступили совсем недавно и могли даже вставать), троим так себе (сильные приступы сменялись периодами затишья, когда больные могли отдохнуть и поспать), ну и Орис. Его состояние я бы определила как средней тяжести. Судя по всему, в сознании его удерживали только сила воли и ненависть к моей персоне. Всего в "классе" было три "девочки" и семеро " мальчиков" - видимо, организовывать раздельные палаты у врачей не было ни сил, ни желания. Лекарств, впрочем, тоже не было. Ещё в самом начале я обежала всю больницу: первый раз в поисках Веррана, второй - лекарства. Не нашла ни того, ни другого. Типы в сером, шныряющие по коридорам, доверия не вызывали, да это собственно и не важно, так как отвечать на мои вопросы они не собирались. Встретила несколько человеческих девушек и троих парней-урсов в белых халатах, которые разносили еду и воду. Оказалось, что это добровольцы, у них, как и у меня, есть друзья среди заболевших. Что это за болезнь, как её лечат, "санитары" не знали.

Сэм Винфорд

Смотр строя и песни прошёл этим же вечером на широкой выложенной зелёным мрамором площадке посередине парка, прямо напротив главного входа в дом. Всё ещё злящийся на "фею" Айверин гонял своё "боевое подразделение" не меньше часа. Торжественное мероприятие ознаменовалось приветственной речью графа (её я поспешил запомнить - такие отборные ругательства всегда пригодятся), десятком обмороков и парочкой проклятий, которые Шррррр с удовольствием съел и потребовал добавки. Оказывается, нарханы могут питаться отрицательными эмоциями и направленной на них магией. Пострадавшая служанка (Шррррр ущипнул её за мягкое место) и её жених магами, конечно, не были, но их высказанные в сердцах пожелания оказались не слабее настоящих проклятий и, судя по довольной мордочке нархана, пришлись тому по вкусу.

Утащив в сторонку Ая, я возмущенно спросил, как он мог позволить нечисти свободно разгуливать по замку. Тот развел руками, сообщив, что он ничего такого не делал, они сами заявились. Беззастенчиво подслушивающий наш разговор Шррррр пояснил, что лично его провел сквозь защиту тупой жирдяй. А если хоть один нархан вошёл, то он запросто сможет и других провести. Да, пропал замок

К утру всё было собрано в дорогу. Попрощавшись с добрыми хозяевами, мы отправились в путь. На сиденье рядом со мной пригорюнился дед Руфи, с тоской взирающий на оставляемое им богатство.

После смотра строя и песни к графу Миклошу пришла заплаканная Эвелина и, изящно промокая шелковым платочком горькие слёзы, прошептала, что она не может обманывать такого замечательного человека, которого она полюбила всей душой. На бедной девушке лежит страшное проклятие, оно притягивает к ней разную нечисть. И она не хочет, чтобы из-за неё пострадали добрый граф и его семья. Поэтому ей придётся уехать, где в несчастье и бедности безутешная дева будет вспоминать своего героя, мечтательно вздыхая над его портретом. А чтобы помочь любимому, кроме нарханов она уведёт за собой и вредного призрака.