Калки

Видал Гор

Мне стало плохо. Если эти люди действительно так безумны, как я начинала думать, машина профессора Джосси собиралась уничтожить не только один атом. Начнется цепная реакция. Все посыплется как костяшки домино. Землю окутает пламя ядерного взрыва. Изо всех сил стараясь казаться небрежной, я спросила, нет ли опасности возникновения термоядерной реакции.

Профессор Джосси не принял этот вопрос всерьез.

— Конечно, нет. Это будет всего лишь проверка и предупреждение. Людям нужно дать время очиститься. Позже, конечно…

Джеральдина прервала профессора, словно боялась, что он скажет лишнее:

— Позже Калки сделает то, что должен сделать. — Внезапно она указала на пирамиду за нашими спинами. — А вот и он!

Мы с профессором обернулись, наполовину ожидая увидеть Калки. Но Джеральдина указывала на верхнюю часть огромной пенопластовой статуи Вишну. На шкиве медленно спускались увенчанная короной голова и туловище (с четырьмя руками), готовые соединиться с нижней частью, которая уже стояла за пирамидой.

Мы молча следили за тем, как половины сошлись. В полумраке это зрелище казалось призрачным и вызывало мистический ужас. Я тут же сбежала от Джеральдины и провела остаток дня, покупая игрушки в магазине Шварца.

2

Телефон зазвонил в восемь утра. Я проснулась с трудом. Я снова принимала валиум. Из-за постоянного присутствие охраны, из-за угрозы со стороны Джейсона Макклауда (реальной или мифической), из-за китайских снайперов (реальных или мифических), конца света (реального или мифического) нервы у меня были, как любил выражаться Г. В. Вейс, натянуты до предела.

— Кто? — Я была не в силах сказать «алло».

— Джеральдина. Калки здесь. Мы на корабле. Он называется «Нараяна». Мы все ждем тебя. — Она дала мне адрес пристани на Ист-ривер. Я ответила, что выхожу немедленно.

Я положила в стакан ложку растворимого кофе, налила горячей воды из-под крана и залпом выпила эту смесь. Вообще-то я была «жаворонком», но только не в тот день. Во-первых, на меня еще действовал валиум. Во-вторых, я понимала, что мне снились какие-то сны, но ни одного из них не помнила; обычно это был плохой признак. Я решила пройти до пристани пешком, чтобы выветрить из головы угар.

Утро было холодным. Небо — темным. Весна запаздывала. Я шла на восток по Пятьдесят седьмой улице и наблюдала за тем, как ученики Калки делают свое дело. Это было впечатляюще. Сначала они подходили к хорошо одетому человеку того типа, который обычно за милю обходит каждого попрошайку, призывающего жертвовать на храм того или иного бога. Потом начинали очаровывать его (или ее). Брошюры обычно брали. Бумажные лотосы брали всегда. Лотерея «Лотос» привлекала даже процветающих. Вся страна торопилась купить пятничную газету, в которой печатались выигравшие номера.

«Нараяна» оказалась чем-то вроде знаменитой «Куин Мэри», к величайшему прискорбию, вставшей на прикол в Лонг-Бич. Поскольку до сих пор мне не случалось бывать на столь огромном корабле, я была уверена, что именно такими были океанские лайнеры до появления реактивного судового двигателя.

Как всегда, вокруг было полно охраны. На берегу стояли вооруженные люди. На палубе тоже. По соседству дежурили толпы нью-йоркских полицейских и (предположительно) агенты в штатском, представлявшие тысячу и одну шпионскую правительственную службу. После того как один из них долго переговаривался по портативной рации с кем-то на корабле, мне было позволено подняться на борт. Трап опасно раскачивался на ветру.

На палубе меня проверили еще раз, а потом указали на огромное помещение, которое было либо гостиной, либо кают-компанией. Ничто внутри не напоминало, что ты находишься на корабле. Тут были люстры, мраморные камины, зелено-голубые гобелены, самаркандские ковры. Все это немного напоминало Сан-Симеон, огромный замок Уильяма Рандольфа Херста, ныне музей.

Я присела на краешек обтянутого гобеленом кресла, слегка ошеломленная «Нараяной» (то было одно из имен Вишну, означающее «ходящий по водам»). Вскоре ко мне присоединились Джеральдина, профессор Джосси и дюжина незнакомых мандали.

Мы с Джеральдиной обнялись, как будто не провели вместе весь предыдущий день.

— Калки здесь! — прошептала она. — Он на корабле!

— Знаю. Ты уже говорила. — Внезапно во мне проснулось любопытство. — Как он прошел таможню? — Мне представилось, что человека, заподозренного в торговле наркотиками, обыскивают нарки, исследуя каждое отверстие, пока багаж просвечивают рентгеновские лучи и обнюхивают огромные эльзасские овчарки. Потом мне представилось, как человек, объявивший себя богом, едет по улице — Уолл-стрит? — в открытой машине, из открытых окон небоскребов сыплются тонны серпантина и конфетти, а он машет собравшимся толпам рукой, как делали в старых кинохрониках Линдберг и Амелия.

— Без всяких трудностей. Таможенники очень сговорчивы. Никто не хотел поднимать шума. Этот корабль, — добавила она, — является третьей по величине яхтой мира. Джайлс купил ее неделю назад для «Калки Энтерпрайсиз».

— На какие деньги? — спросила я. Это относилось к подробностям, которые очень хотели знать Морган и «Сан».

Джеральдина улыбнулась.

— Это был только аванс, учитывая… — Да, она действительно думала, что до конца света остался всего двадцать один день. Как будто речь идет о Рождестве, подумала я и обрадовалась, что успела отправить детям посылку с игрушками.

Прозвучал гонг. Затем в гостиную проскользнул Джайлс Лоуэлл. Он отдал всем низкий поклон, сложив ладони по-индийски. Мы ответили тем же. Пока мы «пранамились», вошли Калки и Лакшми.

Я едва узнала Калки. На нем был модный костюм из коричневой шерсти. В шафрановой накидке он нравился мне гораздо больше. Напротив, Лакшми в платье от Сен-Лорана выглядела ошеломляюще. В «Саксе» или другом месте, торгующем такими нарядами, оно наверняка стоило целое состояние. Русский крестьянский стиль, цвет голубых павлиньих перьев… Я всегда любила этот цвет, но не носила голубое. Моя внешность убивала голубой цвет, а он в отместку убивал меня.