Калушари. Файл №221
Шрифт:
— Так что пока документы шли из больницы в больницу, проходило немало времени, и, вместо того, чтобы ими заинтересоваться попристальней, приходилось их уже снова отправлять дальше. Я посмотрела документы и старшего.
— Та же картина?
— С момента рождения Тедди — да. То есть с момента переезда в дом тещи нашего дипломата. Да. Та же.
Молдер помолчал, задумчиво грызя карандаш. Скалли ненавидела эту его привычку. Но им слишком редко выпадало сидеть в кабинетах — а вне привычной обстановки Молдер никогда этого не делал; и Скалли не обостряла их отношений по таким незначительным поводам. Изредка
— Она мне показалась не вполне нормальной, — осторожно добавила Скалли. — Она может ревновать дочь к ее мужу. Назвать человека, который их содержит, дьяволом — это надо… — она помолчала, подбирая слово, а потом просто постучала себя согнутым пальцем по лбу. — Следовательно, детей она может рассматривать как полное и окончательное свидетельство измены дочери. Того, что дочь, так сказать, променяла ее на чужого мужчину. И — возненавидела внуков. Молдер молчал, размышляя.
— Психология… — с явным неудовольствием пробормотал он потом.
— Ну, разумеется! — раздраженно парировала Скалли. — Куда вероятнее привидения и полтергейст!
Фокс покивал.
— Однако это не обязательно теща. Мог быть кто-то другой…
— Кто, Молдер? — совсем теряя терпение, спросила Скалли. — Ну подумай сам, кто? В доме только трое постоянно живущих взрослых! И двое детей, из которых теперь остался один.
— Один, — задумчиво повторил Молдер. — Один… Та тень на фотографии, Дэйна, тоже очень маленького роста.
Дэйна уже не знала, как его убеждать. Молдер сел на своего конька, и теперь в него хоть из базуки стреляй — не выбьешь отчаянной надежды ухватить некробиота за шкирку и привести во дворец правосудия. Подсудимый, где вы были двадцать четвертого октября с двух до пяти пополудни? На том свете, господин судья, в гробу! Скалли так и не нашлась, что сказать, и после мгновенного колебания повторила свой не очень-то свидетельствующий о правильном воспитании жест — постучала себя по лбу согнутым пальцем.
Молдер и не подумал обижаться, рассмеялся только.
— Тебе не кажется, — сказал он, — что нам сейчас самое время прокатиться до Госдепа?
Государственный департамент США, Вашингтон, округ Колумбия
В своем кабинете, за письменным столом, который, судя по размерам, предназначен был скорее для пеших прогулок, нежели для работы, под сенью флага страны, мистер Хоуи выглядел совсем иначе, чем дома. Тут он был неоспоримым владыкой. Тут он стал выше ростом. Даже улыбка его сделалась иной — снисходительной и вальяжной.
Только вот губы задрожали по-прежнему, когда ему начали задавать вопросы.
Он облизнул эти дрожащие губы. Сцепил пальцы рук.
— С тех пор, как Голда… это моя теща… стала жить с нами, ситуация сделалась очень напряженной. Очень. Я встретил Мэгги в восемьдесят девятом году в Румынии…
Ага, подумала Скалли. Ну, так я и думала, варварская периферия. Колдуны, вурдалаки, оборотни. А там и до Сибири недалеко.
— Голда была настроена против нашего брака. Что-то такое усматривала во мне… одержимость злом, что ли. Мне трудно это объяснить. Местные суеверия. Надо быть знатоком восточноевропейского фольклора, чтобы как-то в этих тонкостях разбираться, но у меня совсем другая специальность, что вы, надеюсь, понимаете, — гордо вставил он. — Когда я перевелся
Скалли терпеливо слушала. Молдер тоже внимал бесстрастно — хотя Скалли мгновенно почувствовала, с каким трудом он сдержался при последних словах мистера Хоуи.
— Потом, — осторожно подбирая слова, продолжил мистер Хоуи, — началась довольно странная полоса.
— Что за странная полоса? — спросил Молдер негромко и спокойно.
Мистер Хоуи промокнул лоб платком.
— Суеверия правят жизнью Голды, а не рассудок. Мне очень неловко рассказывать все это… вы имеете полное право спросить, как я, американец, терпел все это в своем доме, но… У нас с Мэгги и так хватало размолвок, и тут я не мог… понимаете, это ее мать.
— Разумеется, понимаем, мистер Хоуи, — задушевно заверил Молдер. Скалли лишь кивнула.
— Она плюется, если ребенка кто-то похвалит. Едва перебравшись к нам, она принялась по вечерам поливать кипятком ступени перед входом, чтобы отвадить демонов, и привязывать Чарли красные бантики на запястья, это называлось обереги…
— Только Чарли? — быстро спросил Молдер.
— Д-да… — растерянно подтвердил мистер Хоуи. — Интересно, я как-то до сих пор не обращал на это внимания… Действительно, только Чарли. Тедди — никогда.
— Продолжайте, мистер Хоуи, — попросила Скалли.
— Это можно продолжать до бесконечности, мисс Скалли. Однажды я застал ее, когда она разбрасывала перед входом цыплячьи кишки!
Он перевел дух. Чувствовалась, что при этом воспоминании его до сих пор корчит от отвращения.
— Она называла Чарли злодеем. Называла в лицо! Мальчик плакал… Но с другой стороны, она лелеяла и берегла его так, будто смертельно чего-то боялась…
— Боялась его — или за него? — спросил Молдер.
Мистер Хоуи растерянно пожал плечами.
— Я не знаю.
— Дети часто болели? — спросила Скалли.
— Да. Увы. Очень часто.
— Вы слышали о таком специфическом правонарушении, как наведение порчи?
Мистер Хоуи отчетливо вздрогнул.
— Но это же сказки… Скалли молча ждала ответа.
— Вы что, считаете, будто кто-то из нас… хочет извести детей? — тихо ответил мистер Хоуи вопросом на вопрос.
— Никоим образом. Просто мы посмотрели медицинские документы ваших детей, и у нас возникло некоторое недоумение.
Мистер Хоуи тяжко вздохнул, а потом достал свой платок и снова долго и тщательно вытирал лоб.
— Знаете… Я, разумеется, не мог этого говорить при Мэгги. Но я не удивился бы, узнав, что это Голда отстегнула тогда Тедди в туалете. И что Мэгги теперь выгораживает свою мать…
Отличная семья, подумал Молдер. Дружная такая семья дипломата. Сумасшедшая бабка из первобытного племени, истеричка-жена с обложки журнала красоты и тщеславный безвольный муж, в душе подозревающий тещу в убийстве сына, а жену — в том, что она ее покрывает. И потом кто-то удивляется, что у нас непоследовательная и подчас невыдержанная внешняя политика!