Камень. Книга шестая

Минин Станислав

Дядька Николай смотрел на меня осуждающе:

— Алексей, ты всё-таки думай, кому и что говоришь!

— Ничего личного, дядька… А то что? — я тоже пытался успокоится. — В угол поставите? В Бутырку посадите? На дыбе вздёрнете? Не я первый начал! Хочешь, чтобы люди относились к тебе с уважением, сам научись людей уважать! А я вот пока никакого уважения к себе не чувствую! Вот и… Дядька, хоть ты мне внятно объясни, за что я второй раз в тюрьму влетаю?

— За беспредел, Лешка. — хмыкнул он. — Пойми ты, наконец, что все свои действия надо тщательно согласовывать

с родичами, тогда и беспределом они быть перестанут, а станут вполне себе успешными точечными акциями, направленными на укрепление законности и правопорядка на территории Империи, за которые тебе гарантированы почет и уважение. И не только со стороны родичей, но и остальных подданных его императорского величества.

— Гладко стелешь, дядька! — хмыкнул я. — Даже местами соглашусь, но когда дело касается непосредственно меня или моих близких, а я заранее знаю, что на точечные акции вы по каким-то своим причинам согласия не дадите. Значит будет беспредел.

— Понятно, — протянул он. — Ну, Алексей, я попытался описать свою точку зрения, а уж как к ней относиться, дело твое. И еще, я тебе могу только советы давать, да и то, если они нужны, а спрашивать с тебя будут мой отец и старший брат. И воспитывать тоже. Так что… — он хлопнул меня по плечу. — Мой телефон у тебя есть, Алексей, я всегда к твоим услугам. — Дядька повернулся к отцу. — Саша, если что-то сегодня понадобится, звони.

— Понял, Коля. Спасибо… — кивнул тот.

— Тогда я пошёл, удачи!

Когда за великим князем Николаем Николаевичем закрылась дверь, отец с видимым облегчением уселся обратно на диван и спросил:

— Лёшка, а вино у тебя в доме есть? А то коньяк в меня уже не лезет…

— Отец, давай мы с тобой ещё по пятьдесят коньяка примем, отметим, так сказать, уход душных родичей, а потом спокойно спустимся в уютный погребок, где ты самостоятельно выберешь подходящий для этого времени суток напиток?

— Договорились, — кивнул он.

Тут из спальни осторожно появилась Виктория:

— Прошу прощения, ваши императорские высочества, но я и так тут полночи за вами бегала, сна ни в одном глазу! Вы не могли бы и меня принять в свою тесную компанию? Заодно я бы за вами присмотрела…

— Как же, помню, Виктория Львовна! — встал отец с дивана и заулыбался. — Хоть и очень смутно, но это же именно вы меня на диван уложили и пледиком накрыли? — Девушка засмущалась. — Какой разговор? Примем вас в нашу компанию с огромным удовольствием!

— А вот я вообще ничего не помню! — нахмурился я. — И эту историю с дивана и пледиком попрошу рассказать поподробнее!

— Я тебе потом все объясню, Лешенька! — улыбалась она. — Это ты у нас домой заявился агрессивно-непобедимый, а вот Александр Николаевич, наоборот, был добр, вежлив и мил. И вообще, господа Романовы, не хотели бы вы принять душ? А то от вас тюрьмой несёт…

— Алексей, — отец посмотрел на меня строго, — слушайся эту святую женщину! Меня даже жена дома после пьянок так спать не укладывала!

— Эва как тебя на старые-то дрожжи развезло… — хмыкнул я. — Теперь верю Виктории, что ты был вежлив и мил.

Отец не обратил на мои слова никакого внимания:

— Цени её, сынок! — он воздел указующий перст, а потом принюхался к себе. — Да, нам действительно стоит принять душ и сменить одежду. Виктория Львовна, будьте так любезны, подскажите, сколько время?

— Пятый час утра, Александр Николаевич.

— Ерунда, время-то ещё детское! Мы многое можем успеть, сынка!

— Папа, ты меня пугаешь… — вздохнул я.

* * *

— Отец, со стихиями ты перегнул, — смотрел на устроившегося рядом на заднем сиденье обычной «Нивы» императора великий князь Николай Николаевич.

— Нормально там все было… — отмахнулся тот. — В рамках образа. Ты же сам слышал, этот малолетний поганец людей начинает читать как открытую книгу! Вот и пришлось себя накручивать по полной!

— Ну, если только так на это посмотреть… — задумчиво протянул Николай.

— А мать у нас соображает! — Император был явно доволен. — Как бы там ни повернулось, но Сашка явно с Алексеем общий язык нашли, пусть и по жесткой синьке. А тут я на контрасте появляюсь, весь из себя злобный сатрап! Классика жанра! Видел, как Лешка отца кинулся защищать? Во-о-т! Главное, Коляшка, все это в унитаз не спустить, а направить в правильное русло добра и созидания.

— Отец, а Сашка не догадается обо всех этих ваших с мамой манипуляциях?

— Коляшка, ты как маленький, ей-богу! Твой брат ещё вчера обо всем догадался, когда к нему дочерей в тюрьму привели, а сейчас просто доигрывает роль.

— Ты же сам только что говорил про эти Лешкины колдунские примочки, так что без соответствующих чувств у Сашки доигрывать роль все равно не получится, племяш точно почувствует фальшь. Так что ничего Сашка не играет, он на самом деле так чувствует.

— А об этом, черт возьми, я и не подумал… — довольная улыбка сползла с лица императора. — Как бы действительно нам палку не перегнуть… еще и Сашкой.

— Вот-вот, отец, о чем я и говорю. И будь аккуратнее с Алексеем, у меня сложилось полное впечатление, что у него в голове окончательно сложилась своя картина мира, в которой у каждого из нас определенное место с навешанным ярлычком, и изменить это видение в нашу пользу будет очень и очень трудно…

* * *

Когда я вышел из душа, меня встретила Вика:

— Лешка, я твои вещи для стирки убирала, а из кармана выпал вот этот телефон.

Я пригляделся:

— Это отцовский, надо будет ему отдать.

— А твой где?

— Видимо, в Бутырке остался, — пожал я плечами. — Как и все остальные шмотки. Ну, ничего страшного, там не пропадут. Тюрьма, в конце-то концов…

Натянув на себя уже другой спортивный костюм, вышел в гостиную, налил себе минералки и уселся в кресло в ожидании появления отца, мыться которого отправил в соседние покои девушек. Вскоре ко мне присоединилась и Вика:

— Викуся, я хоть не сильно буянил? А то совсем ничего не помню…

— Да нет, — усмехнулась она. — Так, совсем немножко.