Камера абсурда
Шрифт:
Ирина попала на съемки часов в одиннадцать. Снимался эпизод встречи героини Алениной с дочерью. Съемки происходили в одном из уличных кафе с пластиковыми столами и стульями, ведь более дорогого и приличного для разговора места героиня актрисы Алениной позволить себе не могла.
Рядом за столиком двое актеров массовки пили пиво и заинтересованно посматривали в сторону Алениной, поджидавшей дочь. И вот появилась Маша. Она осмотрелась, увидела мать и нерешительно направилась к ней. Аленина встала, села, машинально поправила что-то на
Маша подошла к столику и нерешительно остановилась.
– Здравствуй, Маша, – тихо произнесла Наталья Валерьевна.
– Здравствуй… те, – сказала Маша.
– Присядь, пожалуйста, – промолвила Аленина, не сводя взгляда с дочери.
Маша присела. Было видно, что ей очень неловко. Аленина стала задавать вопросы об учебе, здоровье, занятиях дочери, ее планах. Она хотела знать о дочери все и как можно быстрее, словно старалась хотя бы частично компенсировать годы, проведенные вдали от дочери.
Маша играла скованную встречей дочь, которая отвечала на вопросы матери односложно и вовсе не горела желанием выложить все, о чем спрашивала мать.
Эта сцена была тяжелой и какой-то тоскливо щемящей.
– У меня даже комок к горлу подступил, – так сказала Ирина, когда рассказывала об этом.
Маша тоже играла великолепно и совершенно естественно. Так сказал Альберт Андреевич, когда эпизод встречи матери с дочерью после долгой разлуки был отснят одним дублем. Но у Ирины создалось впечатление, что Маша вовсе не играет, а просто «воспроизводит саму себя», как выразилась сама Ирина. В их отношениях с матерью, по ее мнению, явно прочитывалась неприязнь, правда, односторонняя, а именно со стороны Маши.
– Мне даже показалось, что Маша за что-то ненавидит свою мать, – в некоторой растерянности произнесла Ирина…
Они познакомились – Ирина и Маша – случайно. Вернее, их познакомил Альберт Андреевич. Ирина стояла рядом с ним, когда он подозвал Машу, чтобы что-то ей сказать. Кажется, это было небольшое напутствие к следующему эпизоду, где была задействована Маша. Высказав девушке все, что касалось ее роли, он спохватился и произнес:
– Вот, Маша, познакомься, это моя дочь Ирина.
– Очень рада с вами познакомиться, – сказала Ирина и протянула руку.
Маша пожала протянутую руку и ответила:
– Взаимно. Вы не проголодались?
– Знаете, Маша, а я не прочь съесть кусочек мяса эдак с ладонь со свежей картошечкой, – улыбнулась Ирина, которая в отличие от многих девушек ее возраста не мучила себя свекольными и морковными диетами и блюдами из морских водорослей, а предпочитала сытную и вкусную пищу из хорошо приготовленных мяса и рыбы.
И они с Машей отправились в кафе, где юная актриса, как и положено, заказала себе какой-то хиленький салатик с зеленым чаем без сахара. А вот Ирина, поскольку время было обеденное, изволила откушать порцию солянки со сметаной, свиные ребрышки на листе салата с печеной картошкой, запив все это двойной порцией черного кофе с кусочком королевской ватрушки.
Маша искоса наблюдала за Ириной и то ли восхищалась ее обеденной смелостью и аппетитом, то ли завидовала. А когда Ирина приступила к десерту, спросила ее:
– Вы не боитесь за свою фигуру?
– Нет, не боюсь, – ответила Ирина и, блаженно закатив глаза, отправила в рот последний кусочек королевской рассыпчатой ватрушки. А потом подивилась: – А что это мы все на «вы», как какие-то светские дамы, наряженные в кринолины? Предлагаю немедленно перейти на «ты».
– Я не против, – улыбнулась Маша. И ей показалось, что ее одиночество в этом мире закончилось. По крайней мере, так подумалось умнице Ирине.
– Вам нравится быть актрисой? – спросила Ирина. – В смысле тебе? – поправилась она.
– Не очень, – ответила Маша.
– Значит, ты не собираешься связывать свою жизнь с кино? – снова спросила Ирина.
– Нет, – сказала Маша, и в этом ее ответе Ирина почувствовала какую-то горечь, смешанную со злостью.
– А почему? – полюбопытствовала Ирина. – Мне кажется, это так интересно. Съемки, встречи на них с известными артистами, слава на всю страну. Ведь это приятно, когда тебя все узнают.
– Они все фальшивые, – с каким-то надрывом произнесла Маша.
– Кто – фальшивые? – не сразу поняла Ирина.
– Артисты, – ответила Маша.
– Ну, не знаю, – удивленно произнесла Ирина. – Мне кажется, что артисты – очень искренние люди, не боящиеся открыть зрителю и душу, и сокровенные мысли, и свои желания.
– Это вам… тебе только кажется, – с усмешкой произнесла Маша. – Никому из них нельзя верить.
– А как же твоя мама? – осторожно спросила Ирина. – Мне она не показалась фальшивой.
Маша как-то снисходительно посмотрела на Ирину. Похоже, она хотела промолчать, но обида и горечь, очевидно, не дающие ей покоя, не позволили ей сдержаться, и она буквально выпалила:
– А она самая фальшивая из всех!
Маша закрыла лицо ладонями и едва сдержалась, чтобы не заплакать прямо в кафе.
Минуту девушки сидели молча. Маша, сдерживаясь, чтобы не зарыдать, а Ирина, гадая, чем же так насолила ее новой подруге родная мать.
Потом они вернулись на съемочную площадку. Маша отыграла свою роль в три дубля и подошла к Ирине.
– А ты чем занимаешься? – спросила она.
– Журналистикой, – ответила Ирина. – Вот, собираюсь поступать на журфак МГУ.
– Тебе интересно?
– Даже очень.
– А парень у тебя есть? – спросила Маша.
– Есть, – ответила Ирина.
– Кто он? – задала новый вопрос новая подруга.
– Он тоже журналист, – сказала Ирина. И добавила: – Телевизионный журналист.
– Ты ему веришь?
– Верю, – не сразу ответила Ирина…
Я, внимательно слушая рассказ девушки, конечно же, спросил ее, почему она ответила на вопрос Маши не сразу? Ирина сказала, что вопрос был неожиданным, поэтому она и не сразу на него отреагировала. На что я возразил, что, подними меня среди ночи и задай мне такой же вопрос, я без заминки и сомнения отвечу «конечно». А если не верить друг другу, то незачем и огород городить…