Камера смертников
Шрифт:
Конрад, рассеянно улыбаясь, согласно кивал и подливал гостю вина, не забывая наполнять и свою рюмку. Сизыми слоями плавал в гостиной сигарный дым, желто светилась сквозь него лампа, а Бергер говорил:
– К сожалению, русские достаточно быстро восстанавливают свой офицерский корпус, почти уничтоженный перед войной. Тогда избавились от людей, не согласных с позицией Сталина, Ворошилова и Буденного в отношении дальнейшего развития армии, расстреляли и сослали призывавших к увеличению темпов строительства военных объектов, реконструкции железнодорожных узлов, формированию воздушно-десантных частей и танковых корпусов. Политика, мой друг, и здесь сыграла свою роковую роль!
– Имеете в виду Власова? – Конрад встал, подошел к камину, переворошил кочергой почти прогоревшие поленья. Потом прошелся по гостиной, прислушиваясь к тому, что делается за ее дверями. Там было тихо.
– Не только, – засмеялся оберфюрер. – Своего военачальника Корка Советы подозревали в связях с нами и требовали рассказать о передаче представителям немецкого генерального штаба сведений о войсках Московского военного округа, не зная, что наш человек сидит у них под самым носом. Правда, потом они почти что нащупали его и сумели упрятать в тюрьму, но с началом войны вернули в действующую армию. Теперь он занимает ответственный командный пост.
Бергер примял в пепельнице окурок сигары и тут же достал новую. Обрезая ее кончик, хитро поглядел на хозяина и заметил:
– С мая тридцать седьмого по сентябрь тридцать восьмого Сталин убрал почти половину командиров полков, практически всех командиров бригад и дивизий, всех командиров корпусов, всех командующих войсками военных округов, членов военных советов и начальников политических управлений округов. Следом за ними полетели головы большинства политработников корпусов, дивизий и бригад, около трети комиссаров полков и многих преподавателей высших и средних учебных заведений. Вот что такое политика!
Раскурив сигару, он задул спичку и вопросительно посмотрел на Бютцова. В ответ тот чуть заметно кивнул.
– Налейте мне еще, – попросил оберфюрер. – Вино французское? Нет? Но все равно очень неплохое, я даже не думал, что в России есть такие вина. Похоже на испанское.
– Из Крыма, – пояснил Конрад. – Там роскошные виноградники и знаменитые винные подвалы. Скажите, неужели связанный с нами человек до сих пор остался у Сталина и его окружения вне подозрений? Как они решились выпустить его и направить на фронт?
– От безысходности! – довольно засмеялся Бергер. – Надо воевать, а у них не хватает толковых генералов для командования крупными соединениями. Даже фельдфебелю нужен опыт, а что уж говорить о генерале? У нас он проходит под псевдонимом «Улан», но вам, дорогой Конрад, я могу назвать его настоящее имя...
Стоя под дверями гостиной, Сушков нервно кусал губы: немцы сегодня много выпили, возбуждены удачной охотой и спиртным, говорят громко, почти не таясь – до него ясно доносятся их голоса. То, что он услышал, насторожило и испугало Дмитрия Степановича. Сначала он не собирался подслушивать, просто сидел в прихожей, где ему велел находиться Бютцов, и ждал, когда хозяева насытятся и отправятся либо в постели, приготовленные наверху, либо поедут обратно в город – кто знает, что у них на уме?
В соседней комнате отужинали два здоровенных эсэсовца, приехавшие вместе с берлинским гостем, – и здесь они не расставались с автоматами, а на поясе у каждого висела кобура с парабеллумом. Съев по огромной порции жаркого и выпив бутылку
Перелистывая полученный от немца журнальчик и бездумно скользя глазами по фотографиям полуобнаженных и совсем голых красоток, Сушков сидел на стульчике и покуривал сигарету, а сам краем уха жадно ловил доносившиеся из гостиной голоса. Сначала там говорили о каких-то родственниках, о надоях и урожаях в поместьях, о здоровье и прошедшей охоте: всe это малоинтересно – обычная болтовня за выпивкой. Потом стали обсуждать поражение Манштейна в донских степях, гибель армии Паулюса в котле под Сталинградом – тема запретная среди немецких офицеров, и Дмитрий Степанович насторожился, спрятав лицо за раскрытым журналом.
Эсэсовцы в соседней комнате продолжали играть в карты, во дворе громко перекликались шоферы, прогревая моторы автомобилей, топал ногами на крыльце замерзший часовой, а разговор в гостиной становился все интереснее и интереснее – выпитое вино развязало немцам языки, а давнее знакомство их друг с другом, видимо, сняло холодок недоверия.
Прислушавшись к звукам в охотничьем домике и не обнаружив в них ничего подозрительного, Сушков встал, сделав вид, что он разминает затекшие от долгого сидения ноги. Держа журнал в одной руке, а потухшую сигарету в другой, Дмитрий Степанович немного постоял, и наконец решившись, сделал шаг в сторону гостиной. Остановился и снова прислушался – ничего, все так же звучат возбужденные голоса за закрытой дверью, продолжают игру в карты эсэсовцы, топает ногами часовой на крыльце.
Немного успокоившись, переводчик, припадая на больную ногу, сделал еще несколько шагов ближе к дверям гостиной – голоса немцев стало лучше слышно, но зато теперь нельзя приглядывать за дверью комнаты, в которой расположилась охрана. Однако приходилось выбирать: рисковать, стоя под дверями и подслушивая в надежде узнать нечто значимое, или вернуться на место и пытаться ловить отдельные замечания.
Немного поколебавшись, Сушков выбрал первое и, сделав еще шаг, почти вплотную подошел к дверям и застыл, забыв о журнале и зажатой в пальцах потухшей сигарете – немцы говорили об известных ему событиях конца тридцатых годов.
От неудобной позы ныла больная нога, от страха быть застигнутым при подслушивании бросало в пот, и рубаха на спине намокла, но переводчик жадно слушал, стараясь запомнить каждое слово. И вот он услышал имя изменника!
Дмитрий Степанович вздрогнул и обессилено прислонился плечом к стене – не может такого быть, неправда! Ему хотелось закричать, ворваться в гостиную, схватить со стола бутылку и с размаху разбить ее о прикрытый редкими волосами череп берлинского гостя, но… Зачем тому лгать? Он среди своих – ведь говорил же хозяин явки Прокоп о том, г д е служит фон Бютцов! И гость из тех же, только выше рангом – еще никому здесь не устраивали охоты, еще ни к кому не ездили на поклон все местные немецкие власти, никого не охраняли, как особу королевской крови. И разве могут они знать, что калека-переводчик стоит под дверями, жадно ловя каждое их слово?!