Камни Юсуфа
Шрифт:
Наконец, в четвертом часу дня прибыл государь Иоанн Васильевич, в сопровождении князя Афанасия Вяземского, Алексея Басманова и целого эскорта опричников, среди которых все увидели и Андрея Голенище. Князь Андомский посчитал для себя излишним приезжать на поле поединка заранее. Он полагал, что гораздо эффектнее появиться перед самым началом схватки в свите государя, заставив публику подождать, что подчеркнет его уверенность в себе. А главное — долгое ожидание в неизвестности, возможно, выбьет из колеи его соперника, которого Голенище, по правде сказать, побаивался.
Однако князь Алексей Петрович к отсутствию Андомы отнесся без особого внимания.
— Негоже старшему князю Белозерскому от младшего замазываться. Не дорос еще Андома меня пугать.
Сомыч огорченно покачал головой: гордость — гордостью, а коли что… И посмотрел на стоявшего рядом Никиту.
Тот молча развел руками: что сделаешь, раз не хочет?
Князь Алексей Петрович сосредоточенно катал одну рукавицу по другой, упершись их ударными выпуклостями друг в друга, потом ударил сжатой левой в раскрытую правую, и сжатой правой в раскрытую левую, раз, другой, третий. Уложил поудобнее большие пальцы, самое уязвимое место рук при ударе, и резко опустил одновременно обе руки вниз, расслабив их полностью. Потом поднял их до уровня плеч, встряхнул несколько раз, сбрасывая оставшуюся напряженность, и снова опустил вниз, окончательно убеждаясь, что он готов к бою. В сторону выехавшего к полю покрасоваться перед зрителями Андомы он даже не посмотрел.
Наконец Голенище слез с коня, скинул черный с серебром кафтан, служка помог ему натянуть рукавицы. Царский бирюч возвестил о начале поединка. Князь Алексей Петрович, осенив себя крестным знамением и поцеловав висящий на груди образок святого Кирилла Белозерского, вышел на середину поля, поклонился государю и честному люду вокруг. Навстречу ему, поприветствовав только государя, выскочил Андома, грозно поводя могучими плечами и всем своим видом демонстрируя превосходство.
Народ вокруг поля притих. Весельчаки да затейники, позванные смешить народ, ударили в накры и бубны. Противники молча разошлись, схватка началась. Первый же удар Алексея Петровича поразил Андому в грудь, так что тот едва устоял на ногах, глубоко присев, но все-таки удержал равновесие. Князь Алексей Петрович слегка отступил, позволив Андоме выпрямиться. С яростью тот бросился на него, норовя попасть в висок, но промахнулся.
Народ ахнул на едином дыхании. Еще громче зазвенели бубны и затрещали скоморошьи дудки. Второй удар Алексея Петровича пришелся Андоме в живот. Завыв от боли, Голенище повалился на спину, и на мгновение затих, потеряв сознание. Народ закричал, приветствуя победителя, вверх полетели шапки и колпаки. Вдруг Голенище резко вскочил, сдернул рукавицу и кинулся к князю Алексею. Подскочив, он разжал кулак и бросил Алексею в лицо горсть какого-то белого песка. На мгновение Алексей Петрович отвернулся, в этот момент Андома со всей силы ударил его кулаком в голову. Белозерский без стона упал на землю.
Народ заволновался.
— Подлог! Подлог! Не по правилам это!
Князь Ухтомский хотел выскочить сам на поле, чтобы тут же разделаться с Андомой, Сомыч насилу его удержал. Но некоторые горячие зрители, забыв о царском гневе, бросились за цепь, чтобы добраться до Голенища.
Тот поспешил скрыться в рядах опричников. Царь Иоанн Васильевич мрачно смотрел на поле сражения. Не приняв никакого решения, он молча поворотил коня и поехал прочь. За ним заторопились
Как только государь и сопровождавший его эскорт отъехали, на поле стали возникать стихийные драки между сторонниками князя Белозерского и теми, кто поддерживал Андому. Князь Ухтомский и Сома едва успели вынести князя Алексея с поля, чтобы его не затоптали. Все Кучково поле покрылось группками сражающихся с беспощадной яростью людей. Под перезвон бубнов и мышиный писк дудочек люди партиями сходились в поединки, неистово колотя друг друга в грудь, в лицо и в живот, в глазах их горела смертельная решимость и жестокость диких зверей.
Глядя из окна кареты, стоявшей в отдалении, на происходившее на поле побоище, Гарсиа де Армес мрачно сказал Вассиане:
— Теперь я понимаю, почему русские столь неустрашимы в войне. Они приучены к побоям и боли с самой юности. А если прибавить еще морозы, которые трещат в их стране зимой… Ты думаешь, Андома убил его? — спросил он, заметив, что княгиня не слушает его.
— Не знаю, — ответила Вассиана глухим и каким-то надломанным голосом. — Но если убил, ты уничтожишь этого мерзавца сегодня же вечером. Мне все равно как. Если нет, я сделаю все, чтобы спасти Алексею жизнь. Но Андома жестоко поплатится за свои подлости. Он не заслужил честного поединка и почетной смерти. Теперь он будет иметь дело со мной, и конец его станет его позором. Он закончит жизнь под топором палача. Скажи кучеру, чтоб ехал к дому! — приказала она испанцу. — Когда Никита привезет князя в дом Шелешпанских, я должна быть на месте.
— Домой поехали, быстро! — крикнул Гарсиа, откинулся на спинку обитого бархатом диванчика и заметил: — Государь уехал, ничего не сказав о своем решении.
— Что бы ни решил Иоанн, Андоме от того легче не станет, — ответила княгиня, и голос ее прозвучал, как напряженно натянутая металлическая струна. — Ему не властвовать над Белозерьем. Об этом уж я позабочусь. Поверь мне. Гони быстрей.
Вассиана замолчала, погрузившись в свои мысли. Гарсиа больше не трогал ее. Карета быстро катилась по опустевшим московским улочкам. Июльское солнце поднялось в зенит. Начиналась жара. В кремлевских соборах зазвонили к обедне.
ГЛАВА 8. Сватовство Андомы
Когда князь Никита Ухтомский привез своего старшего брата с Кучкова поля домой, поначалу его сочли мертвым. Увидев бездыханное тело князя, старуха Емельяна, княгиня Ирина Андреевна, дворовые и сенные девушки — все заголосили враз.
— Что за наказание Божие свалилось на нас! — причитала Емельяна Феодоровна, пав на колени перед образами. — Господи, прости нас, грешных, чем согрешили мы, что заступник наш покинул нас, сирот. Зачем было его забирать от нас? Он и добр был, и щедр к нам, и государь его жаловал! Али нечего ему было попить да поесть? Почто наказал ты нас, Господи, да кормильца нашего забрал? Ведь ничегошеньки не успел он: ни детей народить, ни кормов раздать, ни души построить, ни родственников своих сирых благословить!
Ей тихо подвывали остальные женщины. Княгиня Емельяна уже распорядилась поставить на окне в спальне Афанасия Шелешпанского, куда принесли Алексея Петровича, чашу со святой водой, да мису с кутьей, как положено по обычаю, и велела готовить белый саван, чтобы обмыть покойника да завернуть в него.
— Надо бы к государю с известием послать. Да за попами, чтоб отпели, как водится. Ледник бы надо освободить, да отнести туда горемычного, а то жарко ночью, до утра не пролежит, — предложил матери Афанасий.