Кампанелла

Штекли Альфред Энгельбертович

При турецком дворе, в армии и флоте было много калабрийцев, неаполитанцев и корсиканцев, принявших мусульманство.

Кампанелла старался разузнать о Чикале все, что только мог. Чикала отличался редкой смелостью и был прекрасным солдатом. Он начал свою головокружительную карьеру во время войны с персами. Из него вышел замечательный военачальник. На море он сражался с таким же успехом, как и на суше. Он все выше поднимался по лестнице чинов и, наконец, стал командующим флотом.

Кампанелла вспомнил историю, которую слышал лет десять тому назад. У Телезия было два любимых ученика, чьи дерзкие речи привлекли внимание инквизиции. Их запрятали в тюрьму. Архиепископ Козенцы приговорил их как еретиков к сожжению. В самый последний момент перед

казнью им посчастливилось бежать. Один из них ушел в горы и со временем стал знаменитым вождем фуорушити, а другой перебрался в Турцию, принял мусульманство, поступил во флот и, прославившись своими ратными подвигами, сделался военачальником. Первого звали Берарди, второго — Чикала…

Никто не мог Кампанелле с уверенностью сказать, был ли в прошлом командующий турецким флотом учеником Телезия, чудом спасшимся от костра инквизиции. Но вероятно ли такое совпадение, когда совпадают не только фамилии, но и судьбы?

Эпизод с Чикалой натолкнул Кампанеллу на мысль искать союзников в Турции. Кому, как не мессинцу Чикале, заклятому врагу испанцев и церкви, могущественному военачальнику, во флоте которого служит масса беглых калабрийцев, прийти на помощь восставшим землякам? Выход был найден. Если Чикала согласится на союз с заговорщиками, то победа будет обеспечена. Господствующий на море турецкий флот не допустит в Калабрию подкреплений, и испанские гарнизоны будут уничтожены! Дионисий и Пиццони горячо поддержали этот план.

Внешне фра Томмазо производил впечатление спокойного и набожного человека. Даже самый придирчивый наблюдатель не мог бы заметить ничего, что заставило бы усомниться в искренности покаяний, принесенных по требованию инквизиции. Он прилежно исполнял обязанности, которые налагал на него сан священника, служил мессы, исповедовал верующих. А когда получил разрешение, охотно стал выступать с проповедями на евангельские темы.

Из Никастро он вместе с Пиццони и его другом Лаврианой переселился в Стило. Здесь Кампанелла с радостью встретил многих своих давних друзей, в том числе Пьетро Престеру и Доминико Петроло.

Весь городок приходил слушать Кампанеллу. На кафедре он преображался: куда девалась его обычная сдержанность!

Никто не оставался равнодушным к его речам. Даже известные с детства евангельские притчи звучали как-то необычно. Фразы, ставшие в устах полуграмотных попов избитыми, приобретали новый смысл. Он говорил о равенстве людей, о человеческом братстве и гневно обличал стяжательство собственников. Он читал отрывки из Апокалипсиса [13] и так говорил о будущем золотом веке, что слушатели верили в близкое наступление счастливейшей поры человечества.

13

Апокалипсис (греч. «Откровение») — заключительная часть Нового завета. Автор Апокалипсиса, называющий себя Иоанном, заявляет, что бог открыл ему будущее человечества. Он рисует фантастические картины пришествия Христа, борьбы Христа с антихристом, страшного суда и конца света.

Он вел очень скромный образ жизни. Начальство ни в чем не могло упрекнуть его. В Рим, в конгрегацию Святой службы, которая неустанно продолжала наблюдать за Кампанеллой, «сильно заподозренным в ереси», шли из Калабрии хорошие отзывы.

Постоянно притворяться было нелегко, но необходимо. Маскировка — это военная хитрость, и нет полководца, который от нее откажется!

Вначале он действовал особенно осторожно, тщательно проверял людей, с которыми общался. Но постепенно круг его слушателей расширился. Теперь это были не только его товарищи-монахи. Временами вокруг него было больше мирян, чем клириков.

Он читал лекции по философии. Все, кому доводилось его слушать, поражались его знаниям и его умению доходчиво объяснять самые сложные вещи. Но еще большее впечатление, чем лекции, производили на друзей беседы Кампанеллы.

В узком кругу он откровенно высказывал свои мысли. Он знал, как тяжело будет освободить Калабрию от иноземцев и добиться победы восстания. Но еще трудней было сделать, чтобы ближайшие хотя бы сподвижники прониклись новыми идеями.

Жизнь была затянута страшнейшей паутиной предрассудков. Все представления были поставлены вверх ногами. Те же самые люди, которые не боялись ничего на свете, трепетали при одной мысли угодить в ад. Они могли совершать гнуснейшие преступления и презирать любые наказания, но страшились отлучения от церкви. Самый низкий разврат и противоестественные пороки уживались бок о бок с верой в спасительную силу причастия. Насаждаемые веками религиозные догмы лишали людей способности здраво мыслить. Зачастую слов боялись больше, чем дел. Мало кто строго соблюдал посты и полностью воздерживался от скоромной пищи в запрещенные дни. На это смотрели сквозь пальцы. Но стоило человеку сказать, что мясо можно есть в любой день, как его сразу же объявляли опаснейшим еретиком. Церковь делала вид, что не замечает ужасающего разврата, царящего среди духовенства, но самым жестоким образом карала людей, которые выступали против безбрачия клириков. Монах, обесчестивший девушку, мог остаться безнаказанным, но беда тому, кто, например, осмелился бы во всеуслышание заявить, что плотское общение с женщиной само по себе не является грехом. Такого еретика тут же тащили в инквизицию. Церковь никогда не прощала речей, направленных против ее догматов — тех столпов, на которых зиждилось все ее мирское могущество.

Кампанелла прекрасно понимал, что проповедуемый им философский образ жизни общиной люди смогут понять только тогда, когда полностью отрешатся от предрассудков и обретут способность мыслить разумно. Поэтому в своих беседах он всеми силами старался помочь человеку отбросить гнет ложных представлений и открытыми глазами взглянуть на окружающий мир. Не зная усталости, он боролся с заблуждениями.

Невежество сразить я в мир пришел!

Он убеждал, доказывал, терпеливо растолковывал людям истину.

Общество до тех пор не избавится от разъедающих его язв, пока люди будут продолжать слепо верить в догматы, придуманные властолюбивыми и жадными до наживы жрецами. Не религиозными предписаниями должны руководствоваться люди, а твердыми данными науки, основанной на тщательнейшем изучении природы.

Кампанелла беспощадно бичует церковников.

Христианские догмы служат им для защиты вопиющей несправедливости, когда один наслаждается всеми благами жизни, а другой умирает от голода. Ссылки на религию и на Бога — это сети, которыми своекорыстные люди опутывают народ, чтобы держать его в подчинении!

В дни поста он демонстративно ест мясо. Грех? Он говорит, что если человек здоров, то мясо не вредит, его можно потреблять всегда. Окружающие недоумевают: ведь испокон веков церковью запрещено по определенным дням вкушать скоромную пищу.

— А кто установил эти предписания? — спрашивает Кампанелла. — Церковь. А из кого состоит церковь? Из папы, кардиналов, прелатов и прочих клириков. А кто такие папы и кардиналы? Люди! — Томмазо смеется: — Я ведь тоже человек!

Он доказывает, что все законы, предписания, запреты, в том числе и религиозные догмы, — все это дело рук человеческих. Люди создают законы и могут их отменить. Истинно лишь то, что соответствует разуму и природе. Поэтому само понятие о грехе должно быть в корне изменено.

— А как же быть с плотским грехом? — опрашивают Кампанеллу монахи. — Неужто в общении с женщиной нет ничего греховного?

Он говорит о великой мудрости природы, где все целесообразно и закономерно. Каждая часть человеческого тела выполняет свое определенное назначение. Так зачем же лицемерно осуждать то, что необходимо для воспроизведения жизни на земле и соответствует велению природы?! Он гневно клеймит гнусное ханжество церковников, которые, рассуждая о грехе, морочат верующим голову, а сами предаются дикому распутству.