Канонерка 658. Боевые операции малых кораблей Британии на Средиземноморье и Адриатике

Рейнолдс Леонард К.

Механик с 636-й, живой, но без сознания, лежал на носилках. На нем не было никаких внешних повреждений, но все наши попытки привести его в чувство оказались тщетными. В 4.00 он умер, так и не придя в сознание. Мы могли только предположить, что смерть наступила в результате каких-то внутренних повреждений или шока. Один из его людей рассказал, что в машинном отделении рядом с ним разорвался 6-фунтовый снаряд, который в самом начале боя вывел из строя сразу все двигатели.

Фредди Уорнер, несмотря на собственные раны, рвался помогать своим людям. Оказалось, что на 636-й действительно видели наши сигналы, но не успели дать ответ, поскольку один из артиллеристов

открыл огонь без приказа. Результатом стал наш ответ, причем первый же снаряд разнес машинное отделение.

Мне поручили тяжелое задание – зашить тело погибшего в полотно, и на рассвете мы его похоронили в море.

Фредди Уорнер настоял на проведении погребальной службы. Действо, развернувшееся на плавно покачивающейся палубе, озаренной первыми лучами солнца, было незабываемым. Здесь не было вымуштрованного почетного караула, не звучали и оружейные залпы – погибшего провожала в последний путь группа обнаживших головы моряков, но торжественность и искренность этой погребальной службы тронула бы даже самое черствое сердце, и она запомнилась больше, чем любые другие помпезные похороны.

Так мы предали тело нашего погибшего товарища морю.

Завернутое в полотно, оно тихо скользнуло в темные глубины. Этот человек до конца исполнил свой долг. А наш все еще был впереди.

Глава 10. ФАЛЬШИВЫЙ НОС

Исполнением печальной миссии наши заботы не ограничивались. У нас на борту оставалось несколько тяжелораненых, нуждавшихся в срочной медицинской помощи, а еще и топливо заканчивалось. До Маддалены мы могли и не дотянуть, поэтому Корни принял решение идти в Бастию, расположенную на северо-востоке Корсики. Мы знали, что неделей раньше Бастия была освобождена силами Свободной Франции, и надеялись, что она окажется для нас открытой и там найдется подходящий госпиталь.

На следующий день после проведения церемонии погребения матроса в море мы подошли к старому порту Бастии.

Мы с радостью заметили, что в порт как раз входит 662-я (командир – Тим Блай, штурман – Гордон Сертис). На ней замигала сигнальная лампа, проинформировав нас, что 662-я прибыла сюда, чтобы подготовить портовые мощности. Наше неожиданное появление добавило срочности ее миссии.

Мы пришвартовались рядом с лодкой Тима, и экипаж приступил к уборке палубы. Матрос развернул шланг, и в палубу ударила тугая струя воды. Я уже слышал выражение «кровь текла по шпигатам», но до этого серого октябрьского утра оно оставалось для меня только словами. Теперь же я своими глазами видел капли и потеки крови на бортах и переборках, окрашивавшие воду в розовый цвет, и снова переживал события прошлой ночи. Экипаж 662-й молча следил за нашими действиями, а Тим и Гордон поднялись на борт, чтобы послушать рассказ о наших приключениях.

Мне предстояло отправиться в госпиталь и определить туда двух тяжелораненых матросов, которые нуждались в операции. Приложив немало усилий, я отыскал необходимое лечебное учреждение, но оказалось, что немцы оставили его в плачевном состоянии. Теперь здесь работали монахини, а из врачей был только один французский хирург, который и пытался справиться со всеми жертвами недавних боев за освобождение острова. Здесь катастрофически не хватало всего: воды, медикаментов, медицинского персонала и места – люди сидели и лежали везде.

Я шел по грязному, вонючему коридору и случайно заглянул в дверь одной из палат. У меня замерло сердце. Увиденное напомнило попавшуюся мне в одной из книг картину, изображавшую госпиталь периода Крымской войны до того, как в нем появилась Флоренс Найтингейл. Пациенты были оборванными и грязными, на кроватях не было белья – только тонкие одеяла. Здесь царила смерть и безнадежность. Могли ли мы отправить наших людей сюда?

Я нашел хирурга и на школьном французском как мог объяснил ему наши проблемы. Он распорядился, чтобы за нашими ранеными послали машину. Затем я подписал какой-то документ, разрешающий ему при необходимости оперировать. Больше я ничего не мог сделать.

В тот же вечер мы пришли навестить раненых и были потрясены их положением. Им обработали раны, но больше эти люди не получили никакого ухода. Они лежали грязные и прикрытые каким-то тряпьем в душной переполненной палате. Болдерсон, похоже, понимал, что умирает. Ему было очень больно, но он через силу улыбнулся и прошептал, обращаясь к Корни:

– Желаю удачи вам и 658-й, сэр. Я горжусь, что служил на ней.

Ночью он умер, а на 658-й в знак траура приспустили флаг. Чизвелл, которому ампутировали руку, вопреки ужасным условиям, быстро поправлялся и через несколько недель был отправлен домой. Раны Фредди Уорнера тоже обработали в госпитале, где он на некоторое время остался, главным образом ради того, чтобы следить за состоянием Чизвелла.

На следующий день мы бросили якорь рядом с обломками торгового судна в заливе Бастии и занялись необходимыми делами. Нам предстояло сделать очень много, прежде чем корабль снова сможет выйти в море на бой с противником, и в первую очередь тщательно осмотреть, почистить и смазать орудия. Но больше всего мы стремились к кратковременной передышке, чтобы в спокойной обстановке обдумать недавние события.

Трагическая гибель 636-й и случайная потеря хороших людей омрачала тот факт, что мы очень неплохо показали себя в схватке один на один с противником. Если бы не это, мы могли бы в полной мере ощутить гордость и удовольствие оттого, что в одиночку потопили два вражеских корабля, а значит, чуть-чуть приблизили окончательную победу над противником.

Мы все тяжело переживали случившееся, но больше всего это отразилось на Корни. Его вины в происшедшем не было. Наш сигнал заметили слишком поздно, орудие на 636-й слишком быстро открыло огонь, угол подхода и видимость затруднили идентификацию, а в довершение этой цепи случайностей наш огонь (в этом случае к несчастью) оказался слишком точным.

И хотя Корни никто не обвинял, было очевидно, что его одолевают мрачные мысли. Мы ничем не могли ему помочь. Он был командиром и с достоинством нес свою личную ношу. А на команду первый бой повлиял, в общем, благоприятно. Теперь люди чувствовали уверенность в себе и своих товарищах, осознали важность грамотной технической эксплуатации и своевременного обслуживания орудий, машин и механизмов. Больше никому не приходилось гадать, что будет в бою. Люди это точно знали и не испытывали страха. Каждый член команды почувствовал себя ценным звеном прочной цепи.

Днем позже мы вернулись на Маддалену и были тепло встречены командами других лодок и катеров. К нашим достижениям все отнеслись с восторгом, а к чувствам – с пониманием и уважением. Товарищи помогли нам развеять печаль и с оптимизмом взглянуть в будущее.

В отличие от портов, где мы до сих пор базировались, на Маддалену не заходили большие военные корабли. Изредка здесь случайно появлялся эсминец, но в целом это была база Береговых сил, субмарин и минных тральщиков. Персонал базы расположился в очень симпатичной вилле на берегу, все ее службы находились в удобных местах и, как и причалы, были хорошо защищены.