Каноническое право: пути служения. Сравнительно-правовые очерки
Шрифт:
В католической традиции связанность предыдущим браком получила пространное обоснование на основе учения о существенных свойствах брака (о чем шла речь выше). Католическая доктрина исходит из понимания брака как союза онтологического по своей природе, вследствие брака происходит создание связи, создание единства двух людей (если угодно, вместо двух раздельных лиц), судьба которого не зависит от воли какой-либо одной из сторон, создавших этот союз брачным согласием. В этом свете показательна сама редакция соответствующего канона: «Лицо, связанное узами предшествующего брака… недействительным образом предпринимает попытку заключить новый» [75] , т.е. не просто заключенный таким образом брак недействителен, но сама попытка его заключения бессмысленна, поскольку в силу существования брачного союза по логике брачного права нет того лица (!), которое могло бы заключить брак, есть онтологический союз двух лиц.
75
Кодекс,
В католической традиции канон, установивший данный вид препятствия, дополняется процессуальной нормой, требующей предоставления исчерпывающих доказательств прекращения или аннулирования прежнего брачного союза, – тот самый случай, когда процессуальный аспект превалирует над материально-правовым.
Изложение данного препятствия в восточно-православных учебниках церковного права проникнуто духом очевидности этого препятствия, вследствие чего параграфы, ему посвященные, весьма кратки, они просто констатируют, что наличие нерасторгнутого брака исключает возможность вступления в новый. В некоторых случаях можно встретить уточнение, что такой брак недействителен с самого начала, и даже такое последующее событие, как смерть супруга от первого брака, что в христианском каноническом праве «автоматически» прекращает брак, не придает законной силы браку, заключенному в нарушение лигамена.
В силу этого в любой христианской каноническо-правовой традиции заключение последующего брака возможно только после прекращения (расторжения, аннулирования) предыдущего и предоставления требуемых доказательств этого.
Но в православной традиции существует еще одно препятствие, связанное с прежде заключенными браками, – это препятствие трех (иногда двух) заключенных ранее браков, вследствие которого заключение четвертого (иногда третьего) брака становится невозможным.
Это препятствие, которому сложно найти обоснование в Библии, но которое возникло исторически в Древней Церкви под влиянием настороженного отношения ко второму и последующим бракам в Римской империи. Формально это препятствие существует до сих пор, хотя некоторые аспекты правил о последующих браках, как отмечает прот. Вл. Цыпин, не всегда употребляются буквально [76] . Настороженное отношение к последующим бракам в Римской империи было связано прежде всего со стремлением не допустить обнищания детей от первого брака вследствие того, что их отец будет в первую очередь заботиться о последующей семье или семьях. В связи с этим в римском праве устанавливались невыгодные имущественные последствия второго брака, но при этом он как таковой не воспрещался. Древняя Церковь с самого начала проявила отрицательное отношение к последующим бракам. Так, второй брак не воспрещался, но не благословлялся Церковью, при этом второбрачные не допускались к священству. Третий брак рассматривался как «нечистоты в Церкви», но допускался, поскольку все равно был лучше «распутного любодеяния» [77] . В связи с четвертым браком императора Льва Мудрого вопрос окончательно решился (в ходе борьбы различных партий) при императоре Константине Порфирородном, приняв следующий вид: вторые браки дозволены всем с отбытием епитимьи, третьи браки дозволены лицам до 40 лет и не имеющим детей от предыдущих браков, четвертые браки воспрещены [78] .
76
Цыпин В.С. Каноническое право. М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2009. С. 675.
77
50-е правило Василия Великого.
78
См.: Суворов Н.С. Учебник церковного права. М.: Зерцало, 2004. С. 325.
Различие религий. Суть данного препятствия состоит в воспрещении браков между лицами, из которых один является христианином, а другой – нет, при этом другое лицо может быть как приверженцем какой-либо другой религии, так и не являться таковым, но при этом не являться крещеным. Крещение в соответствующем христианском вероисповедании является решающим фактором – наличие таинства крещения, а не особенности фактического мировоззрения связывает соответствующее лицо запретом вступать в брак с некрещеными лицами.
В свете данного препятствия католическое каноническое право [79] рассматривает в качестве недействительных браки между лицами, одно из которых крещено в католичестве либо присоединилось к Католической Церкви, а второе является некрещеным, а в терминологии Восточного кодекса – брак с некрещеным лицом не может быть заключен действительным образом [80] .
79
Кодекс, кан. 1086.
80
Восточный кодекс, кан. 803.
На первый взгляд, современному читателю, воспитанному в духе современного понимания общечеловеческих ценностей, данное препятствие может показаться пережитком прошлого. Но логика религиозно-правовой системы вынуждена интерпретировать данную проблему совершенно иначе – данное препятствие можно ставить на первое место. Почему? Ответ более чем прост: религиозно-правовая система признает брак как полное, всеобщее единство мужчины и женщины, но… какое же полное единство возможно при разнице – порой, очень существенной – тех форм, в которых они осуществляют свою связь с Богом?
Подчеркнем, что это логика не только канонического права, но любой религиозно-правовой системы и в качестве таковой она проявила себя уже в ветхозаветной традиции. Показательно, что вопрос о допустимости браков между лицами различных религий исторически дискутировался с особой остротой именно раввинскими авторитетами. Причина состояла в том, что приверженцы еврейской религии представляли собой религиозное и национальное меньшинство в европейских странах, и для них вопрос о допущении или недопущении межконфессиональных браков был не только вопросом религии или права, но и вопросом выживания, вопросом сохранения нации, особенно, если учесть то очевидное обстоятельство, что само понятие «еврей» – это не столько вопрос национальности, сколько вопрос принадлежности к иудаизму.
Существуют весьма понятные примеры раввинской интерпретации данной проблемы, которые основаны не на религиозном экстремизме, но на понимании самой сути этого непростого вопроса, в том числе в контексте современных человеческих ценностей. Вот некоторые из них:
«Религия должна выступать против смешанных браков. Принято говорить, что такие браки послужат толерантности и сближению религий. Но, с другой стороны… они равным образом послужат ослаблению настоящей религиозности и искренности в вопросах веры» [81] . «Моральная возможность такого брака (между евреем и христианином – А. В.) достижима только, когда обе стороны такого брака проигнорируют все позитивные доктрины и законы своего вероисповедания и просто обратятся к естественной религии. Но до тех пор, пока кто-либо из них остается приверженцем своей изначальной веры… двое не становятся одним…» [82]
81
Цит. по: MielzinerM. The Jewish Law of Marriage and Divorce. Educa Books, 1884.P.48.
82
Цит. по: Mielziner M. The Jewish Law of Marriage and Divorce. Educa Books, 1884. P 51.
Получается, что суть воспрещения двоякая: отстаивание ценности самой религии, с одной стороны, и отстаивании ценности самого брака, с другой: если брак – это полное единство, то в случае разницы религий это полное единство становится невозможным. Можно при этом уважать религию другого супруга и не препятствовать ей, можно договориться об исповедании и воспитании детей, но это будет признанием и уважением разницы между супругами, а не созданием единства. Уважительное отношение к разнице не устраняет саму разницу, скорее, констатирует именно наличие этой разницы.
Корни этого препятствия при желании легко усмотреть уже в Библии, в изначальной Торе, целый ряд положений которой воспрещает браки израильтян с неизраильтянами. Так обстоит дело при буквальном прочтении Торы, но возможно и другое понимание: эзотерические библейские учения обосновывают, что под «нациями» в Торе имеются в виду не нации в их современном понимании, а черты характера человека. В этом свете, например, призыв к уничтожению амалекитян означает призыв к уничтожению сомнения в себе, поскольку слово амалек происходит от общего корня со словом «сомнение»; при этом сомнение рассматривается в качестве одного из самых сильных саморазрушающих качеств человека. При всей «красоте» такого эзотерического прочтения оно не имеет практического значения для позитивного канонического права по той простой причине, что ни одна из традиций не выводит эту эзотерику на уровень внешних правил соответствующего вероисповедания. Иное вероисповедание по-прежнему остается иным вероисповеданием, что в действительности означает в большей степени признание разницы как таковой, чем видение общего с различными его проявлениями. Отсюда честно поставленная проблема разницы религий приобретает категоричный вид: либо отрицание правил конкретной религии и создание единства супругов, либо сохранение верности конкретной религии (религиям), жертвуя при этом в той или иной степени единством супругов.