Кантата террора
Шрифт:
– Мужики, нас списали, – собрав в укромном месте бойцов и расписав ситуацию, объявил я. – Что делать будем?
– А списывать только они умеют? – кровожадно ощерился Роб, утратив всякое сходство со сказочным колобком.
– Будем драться? – спросил я и, дождавшись утвердительных кивков, продолжил: – У нас осталось несколько часов. За это время надо кинуть весточку, чтобы эвакуировать семьи.
И вот теперь мы идем, выбивая пыль из дорог. В максимальном темпе. Чуть-чуть меняя маршрут.
Когда приблизились к намеченной
Я остановился, глядя на уходящую вверх горную гряду.
– Ну что, братцы, последний бросок.
Вот тут нам пригодились и запас времени, который мы отыграли напряжением всех сил, и альпинистское снаряжение, приобретенное год назад за свои деньги.
Горная подготовка была у всех. А Гром вообще был прирожденный альпинист, вырос в Кабардино-Балкарии, с детства ходил по горам как по паркету. Он прокладывал путь.
Лезем вверх. Стена почти отвесная. Сбиваем пальцы, карябаем колени. Вбиваем крюки. Вот посыпалась из-под рифленой подошвы ботинка каменная крошка, и подо мной разверзлась пропасть. Страховка помогла не сорваться. Вверх, вперед.
Мы преодолели скальную стену, прошли по гребню. Я знал эти места. И басмачи знали их и считали, что этим путем никто не пойдет. Это невозможно.
Невозможно, если бы с нами не было Грома. Но он был с нами
Гребень. Горный ручей. Еще одна скала.
Хочется лечь и сдохнуть. Но подыхать нельзя. Хотя бы потому, что кто-то очень хочет этого.
И вот мы перевалили через гребень и выбрались на уходящий вниз террасами каменистый склон, поросший жестким кустарником, низкими деревцами и желтой жесткой травой. Мы на месте!
Несколько минут лежали, боясь дышать. Высматривали разведчиков, которых басмачи могли прислать заранее. И не высмотрели никого. Можно работать.
– Обстраиваемся, – приказал я, уже просчитав сектора обстрела и выбрав складки местности и укрытия.
Не прошло и четверти часа, как группа растворилась на склонах, исчезла, будто и не было ее. За годы войны мы усвоили простую истину – побеждает тот, кто лучше маскируется и у кого больше терпения. Маскироваться мы научились. И терпения нам не занимать.
С нашей позиции до места засады было рукой подать. И ждать нам оставалось часа три-четыре…
Время тянулось как резиновое. По узкой извилистой дороге, петлявшей по низу ущелья, проследовало два человека на ослах и трое бродяг пешком. Проехала грузовая «Тоета» с блеющими баранами в кузове. И, наконец, послышался звук мотора. Показался зеленый дребезжащий грузовик неизвестной модели.
Из кузова и кабины посыпались басмачи. Человек пятнадцать начали рассредоточиваться на склонах. Перестраховываются гады – с такой позиции гораздо меньшим числом за минуту можно уложить нас всех.
Осторожно выглядывая из укрытия, я обводил безбликовым биноклем бандитов. Вот и Горный Лев. В роскошном халате на голое тело, на голове накручена чалма. Настоящий воин ислама. На ремне – автомат Калашникова. На боку висит автоматический пистолет Стечкина – любимая двадцатизарядная игрушка полевых командиров.
Надо отметить, басмачи выбрали позиции и замаскировались, используя кусты и камни, умело. На входе в ущелье поставили разведчика. И стали ждать.
Вот Горный Лев вылез из укрытия и отправился проверять позиции.
– Пора, – шепнул я Робу, лежащему рядом. – В командира пара пуль, чтобы обездвижить. Живым нужен. Остальных валим.
Цели и сектора обстрела расписаны заранее. Два тоновых сигнала по рации. Работаем!
Винторез хлопнул два раза почти без паузы. Горный Лев рухнул, держась за ногу.
И тут же мы со всех стволов врезали по душманам. Шансов у них не было никаких.
***
– Ты знаешь, что такое допрос первой степени?
– Вы с дубу рухнули, военные? – лежащий на бетонном полу, с перетянутыми скотчем, веревками руками и ногами, полковник Бульбаш держался стойко.
Я знал, что каждый день он таскается на улицу Низами к своей любовнице – местной учительнице. На подходе мы его и взяли, запихали в кузов старенького фургончика, который Гром реквизировал у своего должника. И отвезли в давно присмотренный на такой случай подвал полуразрушенного корпуса станкостроительного завода на окраине Джамаса.
– Под трибунал захотели?! – зарычал Бульбаш.
– А что трибунал? Расстрела сейчас нет. К расстрелу ты нас приговорил, – пнул я его носком ботинка.
– Вот что, господа офицеры, – голос полковника дрогнул, но потом вернулась былая уверенность. – Вы что-то попутали. Обещаю ничего не предпринимать против вас. Я поднимаюсь и ухожу. И мы забываем о недоразумении.
– Недоразумение?.. Горный Лев тебе привет передавал.
– Какой Горный Лев?!
– Как офицер разведки ты должен знать, что Горный Лев, он же Сайлигул Далил, один из самых опасных полевых командиров. Интерпол его ищет.
– Какой Интерпол? Какой привет?!
– Значит, не понимаешь. Ну ладно.
Нас хорошо учили интенсивной методике допроса, когда из захваченного языка нужно за минуту выбить важные сведения. Полковник тоже знал, что это такое. Поэтому, когда мы принялись за него всерьез, покололся быстро.
Вытирая газетой кровь с рук, я прикинул сложившуюся схему событий. Все примерно как я и подозревал.
Где-то год я стал ощущать непорядок. В нашей конторе потянуло мерзким запашком предательства. Получалось, что основная масса афганского героина, который здесь дешевле стирального порошка, идет транзит в СНГ с попустительства армейцев и пограничников. А мою группу используют втемную для зачистки от конкурентов.