Капитализм и ничего больше. Будущее системы, которая правит миром

“Capitalism, Alone: The Future of the System That Rules the World” by Branko Milanovic

Copyright © 2019 by the President and Fellows of Harvard College Published by arrangement with Harvard University Press

Я начал эту главу с двух цитат. Первой – из «Манифеста Коммунистической партии» Карла Маркса и Фридриха Энгельса, около 170 лет; второй – из Адама Смита, почти 250 лет. Эти отрывки из двух классических работ по политической экономии, возможно, лучше, чем любые современные произведения, отражают суть двух эпохальных процессов, которые переживает мир. Первый – это утверждение капитализма как не только господствующей, но и единственной социально-экономической системы, существующей в мире. Второй – изменение баланса экономической мощи между Европой и Северной Америкой, с одной стороны, и Азией – с другой, вследствие подъема Азии. Впервые после промышленной революции доходы на этих трех континентах приближаются друг к другу, возвращаясь примерно к тем же относительным уровням, на которых они находились до промышленной революции (конечно, уже на гораздо более высоком абсолютном уровне). Со всемирно-исторической точки зрения безраздельное господство капитализма и экономическое возрождение Азии – события поразительные и, возможно, взаимосвязанные.

Тот факт, что вся планета сегодня работает в соответствии с одними и теми же экономическими принципами – производство, организованное для получения прибыли, использующее свободный наемный труд и главным образом частный капитал, с децентрализованной координацией, – не имеет исторических прецедентов. В прошлом капитализм, будь то в Месопотамии II тысячелетия до н. э., Римской империи, средневековых итальянских городах-государствах или во Фландрии и Нидерландах раннего Нового времени, всегда должен был сосуществовать – порой в рамках одной и той же политической единицы – с другими способами организации производства. Сюда входили охота и собирательство, различные виды рабского труда, крепостная зависимость (когда работник по закону привязан к земле и не имеет права предлагать свой труд другим) и мелкотоварное производство, осуществлявшееся независимыми ремесленниками или мелкими фермерами. Всего лишь сто лет назад, уже при первой инкарнации глобального капитализма, в мире все еще существовали все эти способы производства. После русской революции капитализм делил планету с коммунизмом; в странах, в которых восторжествовал последний, проживало около трети населения мира. Сегодня не осталось ничего, кроме капитализма, если не считать очень маргинальных областей, не оказывающих никакого влияния на глобальное развитие.

Глобальная победа капитализма повлекла за собой многочисленные последствия, которые Маркс и Энгельс предвидели в 1848 году. Капитализм облегчает трансграничный обмен товарами, движение капитала и в некоторых случаях движение рабочей силы – а когда прибыль от международной торговли выше, чем от внутренней, просто жаждет всего этого. Таким образом, не случайно глобализация получила наибольшее развитие в период между Наполеоновскими войнами и Первой мировой войной, когда капитализм властвовал более или менее безраздельно. Нынешняя глобализация также не случайно совпадает с еще более безоговорочным торжеством капитализма. Если бы над капитализмом взял верх коммунизм, то нет никаких сомнений, что, несмотря на интернационалистские убеждения, исповедуемые его основателями, его победа не привела бы к глобализации. Коммунистические общества были в подавляющем большинстве автаркичными и националистическими, и движение товаров, капитала и рабочей силы через границы было минимальным. Даже внутри советского блока торговля велась только ради продажи излишков товаров или в рамках двусторонних сделок, проникнутых меркантилистскими принципами. Это радикальное отличие от капитализма, который, как отмечали Маркс и Энгельс, имеет тенденцию к экспансии.

Безраздельному господству капиталистического способа производства соответствует столь же неоспоримая власть идеологии, согласно которой стремление заработать – не только вполне достойный

мотив поведения, но и важнейшая цель человеческой жизни, стимул, понятный людям во всех концах земли и представителям всех классов. Убедить человека с иным жизненным опытом, другого пола, расы или происхождения в оправданности некоторых наших представлений, забот и мотивов, может оказаться непростым делом. Но тот же самый человек легко поймет язык денег и прибыли; если мы объясним ему, что наша цель – заключить максимально выгодную сделку, он легко сможет разобраться, что будет наилучшей экономической стратегией – сотрудничество или конкуренция. Тот факт, что (используя марксистские термины) базис (экономическая основа) и надстройка (политические и юридические институты) в современном мире так хорошо подогнаны друг к другу, не только помогает глобальному капитализму удерживать господство, но также делает человеческие цели более совместимыми, а сообщение этих целей другим более простым и понятным, поскольку каждый знает, что нужно другому. Мы живем в мире, где все следуют одним и тем же правилам и понимают один и тот же язык выгоды.

Такое общее заявление требует некоторых оговорок. Действительно, существует несколько небольших сообществ, разбросанных по всему миру, которые чураются зарабатывания денег, и есть отдельные люди, которые презирают его. Но они не влияют на общую схему вещей и ход истории. Утверждение, что индивидуальные убеждения и системы ценностей находятся в согласии с целями капитализма, не следует понимать в том смысле, что всеми нашими действиями целиком и полностью движет получение выгоды. Иногда люди совершают подлинно альтруистические поступки или руководствуются другими целями. Но для большинства из нас, если оценивать эти действия по потраченному времени или потерянным деньгам, они играют лишь небольшую роль в жизни. Подобно тому как неправильно называть миллиардеров «филантропами», если они сомнительными путями приобретают огромные состояния, а затем раздают небольшую часть своего богатства, столь же ошибочно сосредотачиваться на небольшой альтруистической части наших действий и игнорировать тот факт, что, возможно, 90 % времени нашего бодрствования проходит в целенаправленной деятельности, смысл которой – улучшение условий нашей жизни, главным образом путем зарабатывания денег.

Такая согласованность индивидуальных и системных целей являет собой одно из важнейших достижений капитализма, о чем я подробнее буду говорить в главе 5. Безоговорочные сторонники капитализма объясняют этот успех «естественностью» капитализма, то есть тем, что он якобы идеально отражает нашу врожденную сущность – наше желание торговать, получать прибыль, стремиться к улучшению экономических условий и к более комфортной жизни. Но я не думаю, что, помимо некоторых базовых функций, было бы правильно говорить о врожденных желаниях, как будто они существуют независимо от обществ, в которых мы живем. Многие из этих желаний являются продуктом социализации в наших обществах – в данном случае в капиталистических обществах, которые только и существуют.

То, что политическая или экономическая система находятся в гармоничном соотношении с общепринятым поведением и ценностями общества, – старая мысль, которую развивали такие выдающиеся мыслители, как Платон, Аристотель и Монтескье. Безусловно, это справедливо и в отношении современного капитализма. Капитализму замечательно удается внушать людям нужные стремления, побуждая или подталкивая их принять его цели и тем самым добиваясь исключительно точного соответствия между тем, что требуется ему для своей экспансии, и представлениями, желаниями и ценностями людей. Капитализм оказался гораздо успешнее, чем его конкуренты, в создании условий, которые, согласно политическому философу Джону Ролзу, необходимы для стабильности любой системы, а именно, чтобы в повседневных действиях людей проявлялись и тем самым укреплялись более широкие ценности, на которых строится социальная система.

Однако капитализм овладел миром в двух разных вариантах: либеральный меритократический капитализм, который за последние двести лет постепенно развивался на Западе (что обсуждается в главе 2), и управляемый государством политический или авторитарный капитализм, олицетворяемый Китаем, но также существующий в других частях Азии (Сингапур, Вьетнам, Бирма) и некоторых частях Европы и Африки (Россия и Закавказье, Центральная Азия, Эфиопия, Алжир, Руанда) (подробнее об этом в главе 3). Как это часто случалось в истории человечества, за расцветом и очевидным триумфом той или иной системы или религии вскоре следует раскол между различными версиями одного и того же кредо. После того как в Средиземноморье и на Ближнем Востоке восторжествовало христианство, внутри него развернулись ожесточенные идеологические споры (наиболее известен конфликт с арианством), которые в конечном итоге породили первый большой раскол между Западной и Восточной церквями. Та же судьба постигла ислам, который почти сразу же после своих головокружительных завоеваний распался на суннитскую и шиитскую ветви. И, наконец, коммунизм, соперник капитализма в XX веке, недолго сохранял единство, разделившись на советскую и китайскую версии. Всемирная победа капитализма в этом отношении ничем не отличается: мы имеем две модели капитализма, которые различаются не только в политической, но и в экономической, и, в гораздо меньшей степени, социальной сфере. И очень маловероятно, на мой взгляд, что всей планетой станет править одна система, как бы ни складывалось соперничество между либеральным и политическим капитализмами.