Капитализму в России не бывать!

Антонов Михаил Федорович

Мало знал он не только крестьян, но и рабочих — не тех, что ходили на занятия в руководимом им марксистском кружке или стали подпольщиками — распространителями газеты «Искра», но тех, что работали на фабриках, а после работы пили горькую. Эти думали больше о том, как бы в отпуск заявиться в родную деревню в пиджаке и кумачовой рубахе, в сапогах, с часами и с гармошкой. А во время мировой войны место закаленных пролетариев, как Ленин сам смог убедиться, заняли уклонявшиеся от посылки на фронт.

Добиваясь согласия партии на заключение мира с Германией, Ленин бросил на чашу весов весь свой авторитет, заявив: «…или любой ценой немедленный мир, или я ухожу со всех постов…» Он пригрозил отставкой, хотя знал, что несогласие с таким его шагом высказывают не только многие члены партии, но и широкие народные массы. В Кремль поступали сотни писем и телеграмм с протестом против задуманного подписания мира и с выражением готовности до последней капли крови защищать Отечество (Ленин на это отвечал: пусть лучше они присылают войска, а не телеграммы). Значительная часть членов ЦК поддерживала Бухарина и возглавляемую им группу «левых коммунистов», которые требовали развязывания революционной войны против немцев, что послужило бы толчком для революции на Западе. «Левые» считали, что лучше даже пойти на временную утрату Советской власти в России, чем на такую капитуляцию, порочащую Россию в глазах мирового пролетариата. Ленина утрата территории не смущала — он и Троцкий уповали на то, что не сегодня-завтра ураган мировой революции сметет всех ее врагов и все границы, а из стран Запада ближе всех к революции Германия. «Нам поможет Либ-кнехт. Кайзер падет в этом году» — эти слова Ленина вызывали лишь усмешку среди, руководства партии. Ценой неимоверного давления Ленин добился согласия с его позицией лишь с минимальным перевесом (7 из 15 членов ЦК голосовали против). Если бы при голосовании в ЦК, например, Фрунзе не воздержался бы, а проголосовал против (а тем более, если бы Троцкий поддержал Бухарина), Ленину пришлось бы уйти с поста главы правительства. Никогда еще он не был так близок к потере власти.

После того, как был заключен этот позорный и похабный мир, на Ленина вскоре было совершено покушение, а затем руководство страной фактически перешло в руки Совета Рабоче-Крестьянской обороны (впоследствии — Совета труда и обороны) и Реввоенсовета республики. Ленину, по сути, оставили лишь роль председателя Совнаркома, власть которого распространялась только на тыловые районы Московской губернии (войска Деникина подходили к Туле), а его влияние на принятие решений партии сильно уменьшилось. Кстати сказать, этот эпизод показал, насколько мало подходили для России западные основы государственности. Тогда у нас лишь на бумаге существовало такое разделение властей, когда формальным главой государства считался председатель ВЦИК, главой исполнительной власти — председатель СНК, а роль парламента выполняли Съезды Советов. В трудный момент реальная власть должна быть сосредоточена в одних руках — это мы знаем по опыту Великой Отечественной войны. Замечу, что и страны Запада в этом отношении пошли во многом по советскому пути, сосредоточивая в военное время власть в одной инстанции. Все руководство боевыми действиями перешло в руки Реввоенсовета Республики во главе с Троцким. Ленин во время гражданской войны как бы оставался в тени, занимаясь больше политическими и хозяйственными вопросами.

В общем, в борьбе за власть Ленин показал себя реалистом и превосходным тактиком, умеющим учитывать и использовать даже мельчайшие изменения в соотношении политических сил. Но в понимании путей построения социализма он недалеко ушел от социалистов-утопистов, роль которых показал еще в 1913 году в своей работе «О трех источниках и трех составных частях марксизма».

От Ленина-социалиста — к Ленину-либералу

Покушение на Ленина вызвало волну сочувствия главе правительства, которое дало крестьянам землю, и показало большевикам, кем для них является Ленин. С этого момента начинает складываться и крепнуть культ Ленина, хотя сам он не прилагал к этому усилий и даже, видимо, противился попыткам своего обожествления (хотя о своем имидже, о своей роли в истории он не забывал и хотел, чтобы она выглядела достойной).

Позиции Ленина вновь укрепились, когда началась революция в Германии, в возможность которой никто из его окружения не верил. Тут авторитет Ленина снова взлетел до небес («это — гений»). Вслед за Германией поднялась Венгрия, и это показалось Ленину и его соратникам началом нового «триумфального шествия Советской власти», теперь уже по всему земному шару. Надо было видеть и слышать, что говорилось по этому поводу на конгрессе Коминтерна, — следующие конгрессы будут проходить в Берлине, Париже, Лондоне… Коминтерн тогда действительно воспринимался как штаб мировой революции, а его руководители уже видели себя распорядителями судеб планеты. Казалось, теперь нужно совсем немного — подтолкнуть европейскую революцию. И ради того, чтобы взрастить коммунистические партии на Западе, образовавшие III Коммунистический Интернационал (хотя вначале это были кучки маргиналов, не пользовавшихся авторитетом и влиянием в своих странах), из Советской России, где миллионы людей умирали от голода, текли в Европу и Америку потоки золота, бриллиантов, иностранной валюты. Руководители Коминтерна и лично Ленин наставляли своих агентов в странах Европы и Америки, чтобы они тратили деньги, не скупясь (об этом рассказывала, например, бывшая секретарь Исполкома Коминтерна Анжелика Балабанова в своих воспоминаниях). Но эта колоссальная финансовая подпитка не привела к революции на Западе. Оказалось, что Ленин, проведший почти 17 лет в эмиграции, плохо знал не только Россию, но и Запад, — там пролетариат вовсе не хотел расставаться с тем уровнем жизни, какого добился в результате стачечной борьбы. Пример России сыграл здесь двоякую роль. Для небольшой прослойки романтиков и энтузиастов он послужил стимулом для усиления революционной борьбы, а для большинства — предостережением: вот какой хаос и разруха ожидают страну, вступившую на путь революции и гражданской войны. Неудивительно, что вспышки революции в Европе были подавлены. Но вызванная ими эйфория толкнула большевистскую власть на авантюру — попытку «прощупать штыком» панскую Польшу. Предполагалось через «труп белой Польши» выйти на границу с Германией, где вновь можно было ожидать восстания рабочих. Поход на Польшу должен был стать началом освобождения Европы от ига капитала. В том, что польский пролетариат восстанет против своей буржуазной власти, организаторы похода, похоже, не сомневались. Так зародился план похода Красной Армии на Варшаву. 6 мая 1920 года Ленин обращается с речью к красноармейцам, отправляющимся на польский фронт, наставляя их: «Пусть ваше поведение по отношению к полякам там докажет, что вы — солдаты рабоче-крестьянской республики, что вы идете к ним не как угнетатели, а как освободители». Еще бы! Марксист должен считать, что при столкновении социалистической республики с капиталистической страной рабочие и крестьяне последней должны выступить с оружием в руках против своих угнетателей и встретить советских воинов как братьев по классу. Поэтому Ленин и провозглашает здравицу: «Да здравствуют крестьяне и рабочие свободной независимой польской республики! Долой польских панов, помещиков и капиталистов!» Но и эта авантюра окончилась позорным поражением. К удивлению российских марксистов, польские крестьяне и рабочие не только не встретили наших красноармейцев хлебом-солью, но и сплотились вокруг пана Пилсудского, поднялись на защиту только что завоеванной независимости страны. А Красная Армия, руководимая новоявленным военным гением Михаилом Тухачевским, откатилась далеко на восток, понеся огромные потери. Экономика Советской России, и без того дышавшая на ладан, была окончательно подорвана, война причинила ей, и без того разоренной, громадный ущерб, не говоря уж о сотнях тысяч убитых, раненых и пленных красноармейцев.

Ленин в беседе с Кларой Цеткин объяснил причины неудачи очень просто: «В Польше случилось то, что должно было, пожалуй, случиться… Наш безумно смелый, победоносный авангард не мог получить никаких подкреплений со стороны пехоты, не мог получить ни снаряжения, ни даже черствого хлеба в достаточном количестве и поэтому должен был реквизировать хлеб и другие предметы первой необходимости у польских крестьян и мелких буржуа; те готовы были видеть в красноармейцах врагов, а не братьев-освободителей». Эти несознательные поляки, настроенные не социалистически, не революционно, а националистически, шовинистически, империалистически, дали одурачить себя сторонникам Пилсудского и защищали своих классовых врагов, «давали умирать с голоду нашим храбрым красноармейцам, завлекали их в засаду и убивали». Значит, если бы снабжение Красной Армии было бы поставлено должным образом, то реквизировать хлеб у поляков не пришлось бы, и они не пошли бы на поводу у Пилсудского. Ленин доказывал, что в этой войне Россия оказалась победительницей, хотя ей и пришлось уступить Польше значительную территорию и уплатить внушительную контрибуцию.

Ленин признавался, что «заключение мира с Польшей встретило большое сопротивление», ибо его условия были «выгодны для Польши и очень тяжелы для нас». Ленину пришлось выдержать почти такой же ожесточенный бой, как и при заключении Брестского мира.

Кажется, провал этой авантюры впервые заставил Ленина и его окружение усомниться в действенности идей пролетарского интернационализма и крепко задуматься над национальным вопросом в новых условиях, разобраться в том, что же такое пролетариат, действительно ли он — могильщик капитализма. Ленин крепко усвоил мысль Маркса и Энгельса, высказанную еще в «Манифесте Коммунистической партии», о том, что вся предыдущая история человечества была историей борьбы классов, и он последовательно проводил в жизнь классовый подход. Однако эта мысль отнюдь не бесспорна. История — это скорее история борьбы государств, в которой классы выступают вместе, с национальных позиций, что и доказала панская Польша. Борьба между классами сосуществует с борьбой внутри классов, даже внутри семьи, и классовая борьба приобретает антагонистический характер лишь в переломные моменты истории. И вовсе не пролетариат становится могильщиком буржуазного строя, как сама буржуазия не была могильщиком феодализма. В России царское самодержавие свергла не буржуазия — на улицы Петрограда вышли женщины, возмущенные перебоями с продажей хлеба, а их поддержали солдаты столичного гарнизона, которым надоела бессмысленная кровопролитная война во имя чуждых им и России интересов, и ехать на фронт им не хотелось. Царь дал петроградскому начальству телеграмму: «Повелеваю прекратить в столице беспорядки». А в итоге сам вынужден был отречься от престола. И в штурме Зимнего дворца, низложившем Временное правительство буржуазии, пролетариат практически не участвовал. Вопрос о движущих силах революции, да и истории вообще, более сложен, чем это представлялось классикам марксизма. Вообще свергают старый строй не передовые классы, выросшие в его чреве, а те силы, которым тесно в его рамках.

Все сказанное не означает отрицания идеи мировой революции как таковой. Лозунг мировой революции вначале сыграл огромную роль в мобилизации масс, потому что русского человека не могла вдохновить узконациональная идея, а призыв установить братство трудящихся всех стран планеты нашел в передовых слоях нашего народа горячий отклик. Но со временем этот лозунг стал мешать осознанию русским народом задач устроения своей собственной страны. Но Ленин до конца своих дней думал лишь о том, как бы Советской России продержаться до революции в странах Запада. А мысль о построении социализма в одной, отдельно взятой, стране, тем более в такой, по мнению Ленина, отсталой, как наша, оставалась ему до последних дней жизни чуждой. Да это было тогда общепринятым положением, его разделяли и ленинское окружение, и Троцкий. Правда, Ленин порой говорил об условиях нашей «окончательной» победы, а свое последнее публичное выступление заключил словами: «…из России нэповской будет Россия социалистическая», но это было скорее лозунгом, чем результатом научного анализа.

Два других шага большевистской власти, предпринятые по инициативе Ленина, способствовали тому, что гражданская война в России приобрела столь ожесточенный характер. Во-первых, создание «комитетов бедноты», ставших во многих районах фактическими органами государственной власти. Ленин уже в 1917 году выступил за коллективизацию. Но почему Ленин и его окружение считали Россию дикой страной? Потому что это было общее понимание своей страны русской интеллигенцией, которой были присущи (как это хорошо показали авторы знаменитого сборника «Вехи») космополитизм, атеизм и ненависть к российской государственности. Поэтому им и в голову не могло прийти, что русский народ обладает своей, притом высочайшей, культурой, просто она не похожа на ту западноевропейскую культуру, которая для нашей интеллигенции была эталоном. (Ленин даже не нашел других поводов для «национальной гордости великороссов», кроме того, что Россия дала несколько видных борцов за свободу.) Даже после революции Ленин едва ли не в каждой своей значительной работе сетует на отсталость и некультурность России: «мы страдаем от того, что Россия была недостаточно развита капиталистически»; «мы спотыкаемся о недостаточную культурность масс». В Германии и даже в Венгрии якобы гораздо выше общий культурный уровень, более значительна и прослойка пролетариата, а также инженерно-технического персонала, и т. п. О «дикости» России свидетельствовали и бытовые факты, например, когда Зимний дворец был взят, он был не только разграблен, но и загажен, хотя канализация в нем работала. То, что это было не просто проявлением дикости, а своего рода местью бывшим угнетателям, не сразу пришло в голову вождю.

Но если в отсталой и дикой России социализм невозможен, то ведь не ждать же столетия, пока она будет просвещена и преодолеет свое отставание в экономике? Нет. Революция в России возможна, но она сможет победить при условии, что ее поддержит пролетарская революция в передовых странах Европы. В расчете на эту поддержку большевики во главе с Лениным и взяли власть в России в октябре 1917 года. Ленин считал, что социалистическую революцию в России легче начать (в силу того, что народ измучен войной, крестьянство жаждет отобрать землю у помещиков и пр.). Но победить революция у нас, повторял он вновь и вновь, может только тогда, когда она произойдет и в промышленно развитых странах Европы, которые помогут строить социализм в отсталой, некультурной России. Значит, Россия, по Ленину, должна была сыграть роль взрывателя в бомбе, которая должна разрушить старый мир. И Ленин, и его ближайшие соратники, и Троцкий были на этот счет одного мнения.