Капитан для Меган (Суженый Мэган)
Шрифт:
— Подожди. — И хотя ее руки дрожали, она набрала еще бальзама. Не отводя от него глаз, Меган принялась втирать терпкую мазь в его грудь. — Они оставили на тебе отметины, — пробормотала она.
— Я оставил на них больше.
— Натаниэль, драконоборец. Лежи спокойно, — шепнула Меган и низко склонилась, чтобы поцеловать царапины и синяки на его лице. — Я все вылечу, все.
Как бешено стучит его сердце! Меган чувствовала это сумасшедшее биение своими ладонями. При свете ночной лампы глаза ее казались темно-серыми, как дым. Полы халата задрались, обнажив колени, когда она уселась на него верхом. Меган массировала
Воздух в спальне превратился в сироп — вязкий и сладкий. Он стягивал легкие Нэйта с каждым прерывистым вдохом. Ни одна женщина никогда не заставляла Нэйта чувствовать себя беспомощным, опустошенным и насыщенным одновременно.
— Меган, я должен коснуться тебя.
Не сводя с него глаз, она потянулась к пояску своего халата, распуская его. В одно мгновение невесомая шелковая материя соскочила с плеч. Под халатиком на ней оказалась коротенькая рубашечка на бретельках того же цвета и материала. Нэйт дотронулся до нее, и одна бретелька упала…
Меган закрыла глаза и откинула назад голову, его руки принялись поглаживать ее гибкое тело через тончайший шелк, а потом приподняли его. Внезапно она снова увидела фейерверк, все эти сверкающие, кружащие голову огни, что недавно извергались на синем, полночном небе. Звезды закружились у нее в голове, пылавшей огненной лихорадкой любви. Влекомая страстным желанием, Меган поднялась над ним, принимая его в себя с изысканной медлительностью, едва не лишившей их чувств.
Она задрожала, когда Нэйт выгнулся, сжимая в руках ее бедра. А теперь все цвета, казалось, проникли в ее кровь, раскалившуюся добела, и кожа ее стала влажной и гладкой. С неожиданной жадностью Меган резко нагнулась к нему, впиваясь в его губы, сжимая пальцами истерзанное тело, которое еще недавно так хотела смягчить.
— Позволь мне. — Меган застонала и прижала его руки к своей груди. — Позволь мне.
С дикостью, потрясшей его, она довела его до страстного безумия, поразив словно молния. Он выкрикнул ее имя, когда сознание его помутилось, когда нестерпимое желание острой болью пульсировало в нем. Момент экстаза стал ударом кнута, обернутым в бархат.
Она стиснула его в объятиях и разбила на мелкие осколки.
Слабая и мягкая, как вода, Меган скатилась с него и легла рядом, положив голову ему на грудь.
— Я сделала тебе больно?
Нэйт не мог найти в себе силы обнять ее, руки его безвольно лежали на постели.
— Я чувствую только тебя…
— Натаниэль. — Меган приподняла голову. — Кое о чем я забыла тебе вчера сказать.
— М-м-м… И о чем же?
— Я тоже люблю тебя. — Она увидела, как широко открылись его глаза, увидела клубящиеся в них чувства.
— Это хорошо. — Его руки, уже больше не слабые, гладили ее, баюкали.
— Не знаю, достаточно ли этого, но…
Нэйт зажал губами ее рот, обрывая на полуслове.
— Не путай все. Люби лишь ради самой любви меня [37] , Меган. Этого достаточно на сегодня. — Он снова поцеловал ее. — Останься со мной.
— Да.
Глава 12
Одно дело — фейерверки, но когда все Кэлхуны занялись планированием свадебной церемонии Коко, это обещало обернуться зрелищем более эффектным, чем запуск даже тысячи ракет.
Все предложения, начиная от маскарадного бала и заканчивая ночным морским путешествием, были выслушаны, обсуждены и подвергнуты голосованию. В конце концов решили остановиться на торжественном ужине и танцах под звездным небом. Оставалась всего лишь одна неделя, чтобы завершить приготовления. Всем были розданы задания и поручения.
37
Фраза из стихотворения знаменитой английской поэтессы Элизабет Браунинг (1806–1861) (сонет XIV, «Переводы с португальского»), посвященного ее мужу поэту Роберту Браунингу. «Уж если любишь, то люби лишь ради самой любви меня…» (пер. В. Савина).
Меган старалась каждый день выделить какое-то время на полировку столового серебра, мытье хрусталя и инвентаризацию льняных салфеток и скатертей.
— К чему вся эта суета. — Громко постукивая палкой, Коллин вошла в гардеробную, где Меган подсчитывала льняные салфетки. — Когда женщина ее лет решает связать себя с мужчиной узами брака, у нее, по крайней мере, должно быть достаточно здравого смысла, чтобы сделать это тихо.
Меган сбилась со счета и терпеливо начала снова.
— Не любите праздники, тетя Коллин?
— Только если для них есть повод. Никогда не считала, что расставание со своей свободой и полное подчинение мужчине — это повод для празднования.
— Коко и не делает этого. Голландец ее обожает.
— Гм-гм. Время покажет. Едва мужчина наденет тебе кольцо на палец, он быстро перестает быть таким милым и обходительным. — Она посмотрела на Меган лукавым взглядом. — Не потому ли ты, моя дорогая, держишь в сторонке того широкоплечего моряка? Боишься, что произойдет после того, как скажешь «Я согласна»?
— Конечно нет. — Меган отложила в сторону стопку салфеток, чтобы снова не сбиться со счета. — И мы говорим о Коко и Голландце, а не обо мне. Она заслуживает быть счастливой.
— Не все получают то, чего заслуживают, — вновь попыталась уколоть ее Коллин. — Тебе и самой об этом очень хорошо известно, не так ли?
Начиная сердиться, Меган попыталась увести разговор в сторону:
— Не понимаю, почему вы пытаетесь все испортить. Коко счастлива, я счастлива. И я прикладываю все усилия, чтобы сделать счастливым Натаниэля.
— Что-то не вижу, чтобы ты покупала себе флердоранж, моя девочка.
— Замужество не всегда служит решением проблемы. Для вас ведь не стало.
— У меня хватило разума не попасть в ловушку. Возможно, ты похожа на меня. Мужчины приходят и уходят. Конечно, может быть, что вместе со всеми уйдет и тот, что был нужен тебе, но ведь мы обойдемся, не так ли? Потому что знаем, что они собой представляют там, глубоко внутри. — Коллин приблизилась к Меган, не сводя темных глаз с ее лица. — Нам известно о них самое худшее. Эгоизм, жестокость, бесчестность и аморальность. Возможно, мы и впустим одного из них в свою жизнь, того, что покажется другим, отличным от всех, но ненадолго. Мы слишком мудры, слишком осторожны, чтобы пойти на этот опасный, непредсказуемый шаг. И если мы и останемся в одиночестве, то, по крайней мере, будем знать, что мужчины не в силах причинить нам боль.