Капитан Кайман
Шрифт:
Спустя несколько дней после того, как Дедли-Ган со своими трапперами и гостями оказался у себя в убежище, по прерии, держа на поводу нескольких мулов, ехали верхом трое мужчин.
Один из них был низкорослый и толстый, другой очень длинный и тощий, а третий висел на своем коне так, будто он каждую минуту ожидал сильного повторного приступа холеры.
— Проклятье, — произнес этот последний, сделав неудачную попытку сесть прямо, — черт меня понес шляться тут с вами верхом по этим мерзким лужайкам, подобно фрегату,
— Обойдешься ты без мяса или нет, это все равно, — заметил Дик, — но вот что ты будешь есть если мы его не добудем?
— Хм, не иначе как жирного Хаммердала! Или ты считаешь, что я должен приняться за Пита Холберса, хотя нам трудно на что-либо рассчитывать кроме костей и дубленой кожи?
— А ты что скажешь, Пит Холберс, старый емот? — рассмеялся Хаммердал.
— Если ты полагаешь, что эта старая морская рыба должна сама о себе позаботиться, то я вполне готов с тобой согласиться. Что касается меня, то я рыбу не ем.
— Можно подумать, что я сам о себе не позабочусь! Но если вдруг кому-то взбредет в голому съесть Петера Польтера из Лангедорфа, то это должен быть совсем другой парень, а вовсе не… Черт возьми! Поглядите-ка сюда — кто-то здесь ходил! Не знаю, человек или зверь, но если вы внимательно осмотрите следы, то, наверное, сможете определить, что это было за существо.
— Смотри, Пит Холберс, — сказал Хаммердал, — так и есть, трава примята.
Оба охотника слезли с лошадей и внимательно осмотрели место.
— Что ты думаешь об этом, старый Пит? — спросил Хаммердал.
— Что тут думать? Если ты считаешь, что это были краснокожие, Дик, то ты наверняка прав.
— Краснокожие это были или не краснокожие, это все равно, но это не был кто-то другой. Петер Польтер, слезь с коня, а то тебя отовсюду видно.
— Благодарение Богу, ребята, что мы наткнулись на этих краснокожих мерзавцев и в результате у меня есть возможность слезть с моей клячи! — ответил тот, сползая с коня с таким выражением на лице, будто он ускользнул от грозной опасности. — А сколько их было?
— Пять, это наверняка. И в том, что это огаллала, тоже нет сомнения.
— Откуда ты это узнал?
— У них есть недавно пойманные лошади. При этом один из мустангов ушел от нас, когда мы на них напали, и был использован для отлова остальных. Будьте готовы драться. Мы должны последовать за ними и посмотреть, чего они хотят!
Все трое тщательно осмотрели свои ружья, проверили, на месте ли ножи, и пошли по следам, направление которых не позволяло пока определить цели тех, кто их оставил. Они привели к неширокой, но довольно глубокой речке, через которую индейцы, по всей видимости, переправились, так как те же самые следы можно было различить на другом берегу.
Спрятавшись в кустарнике, Хаммердал внимательно посмотрел через реку на широко раскинувшуюся холмистую местность.
— Придется переправляться. Ничего хорошего у них на уме нет, и когда я увижу, что мы…
Договорить он не успел: в воздухе просвистело лассо и, подобно змее обвившись вокруг горла, опрокинуло его на землю. Та же участь постигла и остальных; прежде, чем они смогли подумать об обороне, они уже лежали на земле, придавленные коленями вязавших им руки и ноги врагов. Это были пятеро индейцев.
Напрягая мускулы, штурман попытался освободиться; у него ничего не вышло, так как сделанные из бизоньей кожи ремни были слишком прочны; единственным результатом его усилий были презрительные взгляды краснокожих. Дик Хаммердал и Пит Холберс восприняли происшедшее гораздо спокойнее. Они молча и без сопротивления покорились судьбе.
Самый молодой из дикарей подошел к ним. В его волосах красовались три орлиных пера, с плеч ниспадала шкура ягуара. Он смерил их угрожающим взглядом и, сделав презрительный жест рукой, сказал:
— Белые люди слабы, как щенки койотов, они не в силах порвать ремни!
— Что сказал этот мерзавец? — спросил Петер Польтер своих спутников, — для него артикуляция дикарей была непонятна.
Ответа он не получил.
— Белые люди не охотники. Они не видят, не слышат и не имеют разума. Красный человек заметил, что они идут следом. Чтобы их обмануть, он пересек реку и вернулся. В них нет хитрости, вот они и лежат на земле, подобно жабам, которым достаточно удара палки, чтобы умереть.
— Да скажите же наконец, о чем болтает этот тип! — заорал штурман, ерзая по земле.
Спутники снова не удостоили его ответом.
— Белые люди трусливы, как мыши. Они боятся говорить с красным человеком, им стыдно валяться перед ним, как…
— Ради всего святого, негодяи, ну скажите же, что он там такое говорит! — проревел Петер, больше задетый их молчанием, чем тем положением, в котором они оказались из-за собственной неосмотрительности.
— Говорит он что-нибудь или не говорит, это все равно, — изрек наконец Хаммердал, — но он назвал тебя глупой, трусливой жабой, потому что ты был неосторожен и дал себя поймать.
— Глупая… трусливая… жаба… Он меня так назвал… Меня одного? А вы что, не попались? Подождите, проказники, он, а заодно и вы сейчас узнаете, кто такой Петер Польтер из Лангедорфа! Он меня обозвал, меня одного, ха-ха-ха! Ну погоди, сейчас я тебе покажу, что как раз я один-то и не имею причин бояться!
Он медленно сгруппировал затекшие конечности. Как раз в это время индейцы отошли в сторону и негромко что-то обсуждали, поэтому они ничего не заметили.
— Раз, два… три… Привет, Дик Хаммердал… привет, Пит Холберс… надеюсь, вы скоро последуете за мной!