Капитан Памфил

Наконец, нам выпала счастливая возможность предложить вам историю занимательных и так нетерпеливо ожидаемых вами приключений капитана Памфила: потребовалось все то время, что прошло после выхода в свет первых четырех глав, напечатанных в «Воспоминаниях Антони», откуда мы их взяли, чтобы представить читателям единое и законченное целое, — потребовалось, повторяем, все время, прошедшее с тех пор и до сего дня, то есть около пяти лет, чтобы раздобыть документы, относящиеся к каждому из персонажей этой истории, ибо документы были рассеяны в четырех частях света и собрать их удалось благодаря любезности наших консулов. Справедливость требует заметить: сегодня мы с избытком вознаграждены за наши труды уверенностью,

В 1831 году, проходя мимо двери Шеве, я заметил в его лавке англичанина, вертевшего в руках черепаху и приценивавшегося к ней с явным намерением превратить ее, как только она сделается его собственностью, в turtle soup [1] .

Меня тронуло выражение глубокого смирения несчастного животного: подвергаясь осмотру, оно даже не пыталось укрыться под своим щитом от бесчеловечного гастрономического взгляда неприятеля. Мною внезапно овладело желание выхватить ее из кастрюли, в которую, казалось, уже погружались ее задние лапки; я вошел в лавку, где меня в те времена хорошо знали, и, подмигнув г-же Бове, спросил у нее, оставила ли она для меня черепаху, заказанную мною накануне.

Госпожа Бове поняла меня мгновенно, с сообразительностью, отличающей парижских торговцев, и, вежливо отняв животное у покупателя, сунула его мне в руки и с очень сильным английским акцентом сказала нашему островитянину, смотревшему на нее разинув рот:

— Простите, милорд, этот маленький черепаха, его продать месье сегодня утром.

— Ах, так это вам, сударь, — обратился ко мне на превосходном французском языке неожиданно произведенный в лорды англичанин, — принадлежит прелестное создание?

— Yes, yes [2] , милорд, — отвечала г-жа Бове.

— Что ж, сударь, — продолжал он. — Из этого маленького животного выйдет отличный суп; приходится только сожалеть о том, что в данную минуту госпожа продавщица не располагает еще одним экземпляром той же породы.

— Мы have [3] надежда получить других завтра утром, — сказала г-жа Бове.

— Завтра будет слишком поздно, — холодно произнес англичанин. — Я уладил все свои дела, с тем чтобы сегодня ночью пустить себе пулю в лоб, но перед этим хотел бы поесть супа из черепахи.

С этими словами он поклонился мне и вышел из лавки.

«Черт возьми! — после минутного размышления сказал я себе. — Пусть этот благородный человек позволит себе хотя бы исполнить последнюю свою прихоть».

Я выбежал из лавки и, обращаясь к англичанину так же, как г-жа Бове, стал кричать:

— Милорд! Милорд!

Но я не знал, в какую сторону направился милорд, и не смог догнать его.

Я вернулся домой в раздумьях: моя гуманность по отношению к животному обернулась жестокостью по отношению к человеку. Странно устроен наш мир, где нельзя сделать добро одному, не причинив этим зла другому! Добравшись до Университетской улицы, я поднялся к себе на четвертый этаж и положил на ковер свое приобретение.

Это была простая черепаха самого заурядного вида: testudo lutaria, sive aquarum dulcium, что означает, в соответствии с мнением Линнея (из старых авторов) и Рея (из новых), черепаху болотную, или пресноводную [4] .

Так вот, черепаха болотная, или пресноводная занимает в своем семействе ту ступень, которая у людей гражданских принадлежит лавочникам, а у военных — национальным гвардейцам.

Впрочем, это была самая странная черепаха из всех, когда-либо просовывавших четыре лапы, голову и хвост в отверстия панциря. Едва почувствовав под ногами пол, она доказала свою самобытность: направилась прямо к камину с такой скоростью, что мгновенно получила имя Газель; привлеченная отблесками огня, она стала прилагать все усилия к тому, чтобы пролезть между прутьями каминной решетки. Через час она, наконец, поняла, что желание ее невыполнимо, и решила вздремнуть; просунув предварительно голову и лапы в одну из ближайших к очагу щелей в решетке и избрав для себя таким образом температуру примерно от пятидесяти до пятидесяти пяти градусов тепла, она доставила себе своеобразное наслаждение. Это заставило меня поверить, что — по склонности ли ее, или волею судьбы — когда-нибудь ей предстоит быть изжаренной, и я лишь изменил способ приготовления, вытащив ее из котелка моего англичанина, чтобы перенести в свою комнату. Продолжение этой истории докажет, что я не ошибся.

Я должен был уйти и, опасаясь, как бы с Газелью не приключилось какого-нибудь несчастья, позвал слугу.

— Жозеф, — сказал я ему, когда он явился, — вы будете присматривать за этим животным.

Он с любопытством приблизился к Газели.

— Ах, вот оно что! — произнес он. — Это черепаха… Она может выдержать вес кареты.

— Да, мне это известно, но я не хочу, чтобы у вас когда-либо возникло желание проверить это на опыте.

— О, это не причинит ей вреда, — возразил Жозеф, стремившийся продемонстрировать мне свои познания в естественной истории. — Даже если ланский дилижанс ее переедет, и то он ее не раздавит.

Жозеф упомянул ланский дилижанс, поскольку был родом из Суасона.

— Да, — ответил я. — Думаю, большая морская черепаха, testudo mydas, выдержала бы такую тяжесть; но я сомневаюсь, чтобы вот эта, принадлежащая к самой мелкой разновидности…

— Это ничего не значит, — не соглашался Жозеф. — Они сильны как бык, эти мелкие зверюшки; поверьте, по ней воз проедет…

— Хорошо, хорошо; купите ей салата и улиток.

— Вот как! Улиток?.. Она что, чахоточная? Хозяин, у которого я служил перед тем, как поступить к вам, пил отвар из улиток, потому что был туберозный; и что же, это не помешало ему…

Я вышел, не дослушав конца истории; на середине лестницы я обнаружил, что забыл носовой платок, и пришлось сразу же вернуться. Я застал Жозефа, не услышавшего моих шагов, изображающим Аполлона Бельведерского: поставив одну ногу на спину Газели, другую он держал на весу, чтобы ни один гран из ста тридцати фунтов веса этого проказника не пропал даром для несчастного животного.

— Что вы делаете, болван?

— Я же вам говорил, сударь, — ответил Жозеф, очень гордый тем, что смог частично доказать мне свое предположение.

— Дайте мне платок и никогда не прикасайтесь к этому существу.

— Пожалуйста, сударь, — сказал Жозеф, протянув мне требуемый предмет. — Но совершенно незачем о ней беспокоиться… По ней вагон пройдет…

Я поспешил уйти, но не успел спуститься и на двадцать ступенек, как услышал голос Жозефа, закрывавшего дверь и бормотавшего сквозь зубы:

— Черт побери! Я знаю, что говорю… И к тому же каждый поймет, взглянув на строение этих животных, что заряженная картечью пушка могла бы…