Капитан Сорви-голова
Шрифт:
«Длинный Том»! Бедняга «Том»!
Казалось, что вместе с этой пушкой англичане искалечили душу сопротивления.
Люди теснились вокруг орудия, как возле смертельно раненного главнокомандующего. Отважный французский инженер Леон, словно врач, горестно исследовал повреждение.
– О, я вылечу ее, непременно вылечу! – сказал он, грозя кулаком англичанам, продолжавшим стрелять со стороны Моддера.
Кронье в это время сидел один в своей палатке. Склонившись над картой, он при свете свечи изучал малейшие извилины поля.
– Да разве вы не догадываетесь, откуда стреляют? – спросил он с невозмутимым спокойствием, которое никогда не покидало этого человека.
– Нет, генерал. В той стороне не было ни одной английской батареи.
– Значит, ее установили недавно, минут пять назад.
– Не понимаю, – ответил адъютант.
– А бронепоезд? Забыли?
– Ах да! Проклятый бронепоезд!-воскликнул адъютант.
– Его в таких случаях тихо подводят и останавливают на отрезке железнодорожного полотна, заранее намеченном для математически точного прицельного огня,– продолжал Кронье. – Морские орудия, которые шлют нам сейчас свои снаряды, установлены на специальных платформах и наведены под известным углом, тоже предварительно выверенным. И вот результат!
– Но что же делать, генерал?
– Надо раз и навсегда захватить крепость на колесах. Для этого необходимо разрушить позади нее железнодорожный путь. А еще лучше снова взорвать мост через Моддер.
– Немедленно? – спросил адъютант.
– Да. Но у нас едва хватит людей для защиты позиций, в случае если бы англичанам вздумалось возобновить наступление. А это вполне возможно, потому что нападение бронепоезда – не что иное, как диверсия с целью отвлечь наше внимание. Враг полагает, что нас гораздо больше. Ах, если б у меня было десять тысяч солдат!
– Но ведь для этого рискованного дела вполне достаточно нескольких решительных людей, – возразил адъютант.
– Правильно. Только где найти таких людей?
– А Молокососы? А их командир Сорви-голова? – сказал адъютант.
– Дети! – воскликнул генерал. ~– Да, дети, но смелые, как львы, и хитрые, как обезьяны!
Подумав немного, генерал согласился:
– Хорошо. Позовите сюда капитана Сорви-голова.
– Слушаю, генерал!
Через несколько минут адъютант вернулся в сопровождении отважного француза.
Жан стоял перед знаменитым главой бурских войск, почтительно вытянувшись по-военному, но, как всегда, уверенный в себе и сохраняя чувство собственного достоинства.
Кронье устремил на него ясный и твердый, как сталь, свой единственный глаз и без дальних околичностей спросил:
– Сколько людей в вашем распоряжении?
– Сорок, генерал.
– Можно на них положиться?
– Как на меня самого, генерал.
– Умеете обращаться с динамитом?
Жан вспомнил о своих странствиях по Клондайку, где ему чуть ли не ежедневно приходилось прибегать к динамиту, и, не колеблясь, ответил:
– Да, генерал, и уже давно.
– В
– Если только трудное – считайте, что оно уже выполнено. Если невыполнимое – то либо оно будет выполнено, либо мы сами погибнем.
– Дело не в том, чтобы умереть, дело в том, чтобы успешно выполнить поручение.
– Слушаю, генерал!
– Я не обещаю вам за это ни звания, ни почестей, ни даже награды.
– А мы и не продаем своей крови, генерал. Мы сражаемся за дело независимости Трансвааля. Распоряжайтесь нами, как взрослыми солдатами, исполняющими свой долг.
– Именно это я и делаю! Приказываю вам отрезать отступление бронепоезду и взорвать мост. Действуйте немедленно! Ступайте, мой мальчик, и лишний раз оправдайте ваше славное прозвище.
Отдав честь генералу, Сорви-голова вышел. Он вихрем пронесся по лагерю, на который продолжали сыпаться снаряды англичан, собрал Молокососов, приказал им седлать коней и роздал каждому по пять динамитных патронов и бикфордовы шнуры с фитилями. На все это у него ушло не более десяти минут.
– Вперед! – скомандовал он.
Маленький экспедиционный отряд насчитывал сорок одного человека.
Сорванцы бешено скакали, ежеминутно рискуя сломать себе шею среди скал и рытвин, потому что единственными источниками света в этой кромешной тьме были звезды да вспышки пушечных выстрелов.
Но у добрых бурских лошадок такая уверенность и сила в шаге, ими руководит столь безошибочный инстинкт, что ни одна из них ни разу не только не упала, но даже не споткнулась. За пятнадцать минут они пробежали расстояние в четыре километра.
И вот Молокососы уже недалеко от железной дороги. В пятистах-шестистах метрах сверкают воды Моддера. Очертания местности, которую они в качестве разведчиков изъездили вдоль и поперек, настолько знакомы им, что, несмотря на темноту, юнцы узнают малейшие ее извилины. Спешились, не проронив ни слова. Чувствовалось, что англичане здесь так и кишат.
Десять Молокососов остались охранять лошадей. Остальные, захватив динамитные патроны, отправились пешими за своим командиром.
Они передвигались, словно истые индейцы, с бесконечными предосторожностями: ползли, останавливались, прятались то за скалой, то за кустарником и снова пускались в путь.
Бронепоезд находился всего в полутора километрах от них. Пушки его продолжали грохотать, оглушая Молокососов. По железнодорожному полотну сновали какие-то тени, вырисовывались силуэты часовых, расставленных попарно, с промежутками от полутораста до двухсот метров.
Отважные сорванцы с поразительной быстротой и самообладанием прямо голыми руками принялись копать ямки под рельсами. Сорви-голова насыпал в патроны порох, вставлял в них шнуры с фитилями и вместе с Фанфаном укладывал их в ямки и прикрывал сверху землей.