Капитолий
Шрифт:
— Теперь таких мужчин уже не осталось.
— Ханна, девочка моя, ты сама себя обманываешь. Да таких мужчин вокруг сколько угодно.
Они проговорили еще час, но потом Мать вдруг вспомнила, что у нее еще есть дела, и отослала девочку.
— Молодец, Ханна. Ты настоящая актриса.
— Все оказалось не так страшно, как я думала, — ответила девушка. — Она мне даже понравилась.
— Ага, очень милая дамочка, —
— Это действительно так, — начала оправдываться Ханна.
Наб пристально посмотрел ей в глаза:
— Своими собственными руками она убила несколько десятков человек. И приговорила к смерти еще сотни и сотни. Это не считая войн.
— Значит, они заслуживали смерти! — рассердилась Ханна.
Наб улыбнулся.
— Да, старая паучиха не разучилась ткать сети. Ловко она тебя поймала. Ладно, не важно. Теперь ты имеешь право пользоваться сомеком, на три года раньше положенного.
Наслаждайся жизнью. Только одной девушке раз в пять лет выпадает возможность встретиться с Матерью. Но рассказывать об этом ты не имеешь права.
— Знаю, — сказала она. И неожиданно расплакалась.
Может быть, потому, что за время разговора успела полюбить Мать. А может, потому, что лошадей на Капитолии больше не осталось, и в первый раз она узнала, что такое любовь, в родительской спальне, когда ее предки ушли к кому-то в гости. У нее словно что-то украли, она не могла отдаться по собственной воле на камнях утеса, омываемая солнечными лучами. Она нарисовала в уме картину утеса.
Представила себя, стоящую на вершине и смотрящую вниз.
Под ней раскинулась глубокая пропасть. Бесконечные метры скалы скрывались в туманной дымке. Она встряхнула головой, прогоняя видение. Утесы остались в далеком прошлом.
— Значит, вы и есть Абнер Дун.
Он кивнул. Рука его не дрожала. Он твердо смотрел на нее. Глаза, казалось, видели ее насквозь. Она начала испытывать некоторое неудобство. Мать не привыкла к тому, чтобы ее эдак беспардонно рассматривали. Она попыталась внушить себе, что взгляд его полон дружелюбия.
— Насколько я поняла, это именно вы придумали колонизировать планеты прямо у врага за спиной.
— Мне это показалось разумным выходом из положения. Мы положили конец ненужным смертям.
— Враг отступает перед количеством колонизированных планет. Должна сказать, это весьма оригинальная мысль. — Она подперла голову рукой и подумала, почему же ей так не хочется нападать на этого человека. Может быть, потому, что он ей понравился. Но она прекрасно изучила себя, чтобы обмануться этим заманчивым предположением — она не нападала, потому что не была уверена, куда именно ей следует нанести удар. — Скажите мне, Абнер, насколько широко распространилось влияние врага.
— Примерно на одну треть населенных планет, — ответил
Дент задохнулся от изумления, затем в бешенстве развернулся к Набу:
— Он сказал ей! Взял и сказал! Лорд-канцлер голову ему оторвет.
— Никто ему ничего отрывать не будет. Не знаю, как ему это удалось, но он и эта девчонка, Ханна, — они сумели понять ее. Правило одно: будь точен, даже когда лжешь.
— Но он все испортит!
— Нет, Дент. Испортили все другие министры. Зачем же ему тонуть вместе с ними? Этот тип оказался изворотливее, чем я думал.
Она продержала Дуна целых пятнадцать минут — неслыханно, даже настоящие министры, и те редко когда удостаивались столь длительной беседы. За дверью лорд-канцлер сходил с ума от беспокойства.
— Мистер Дун, вы невероятно маленького роста, вас это не беспокоит?
Наконец-то этот Дун был захвачен врасплох, и она порадовалась своей маленькой победе.
— Маленького роста? — переспросил он. — Да, вообще-то я невысок. Но эта область мне неподвластна, поэтому я даже не думаю об этом.
— А что вам подвластно?
— Одна из секций министерства колонизации, отвечающая за пункт приписки колонистов, — отрапортовался он.
— Но это же далеко не полный перечень ваших возможностей, мистер Дун, я не ошиблась? — рассмеялась она.
Он по-птичьи склонил голову набок:
— Вы действительно хотите, чтобы я ответил на этот вопрос?
— О да, мистер Дун. И я с нетерпением жду ответа.
— Только я не отвечу, Мать. Во всяком случае, не буду отвечать здесь, в этой зале.
— Почему же?
— Потому, что в специальной комнатке сидят двое человек, которые прослушивают весь наш разговор и записывают на камеру все наши действия. Я смогу говорить откровенно, только когда мы останемся наедине.
— Я запрещу им подслушивать.
Дун улыбнулся.
— А, понимаю. Может, я и правлю Империей, но не всегда моим приказам следуют, это вы хотите сказать? Ладно, посмотрим. Покажите-ка мне эту комнатку.
Дун поднялся и вышел, она последовала за ним.
— Наб, Наб! Он ведет ее прямо сюда! Что нам делать?
— Веди себя естественно, Дент. И постарайся не наблевать на петлекамеру.
Дверь распахнулась, и Дун, отступив в сторону, пропустил Мать в комнату.
— День добрый, джентльмены, — кивнула она.
— Добрый день, Мать. Меня зовут Наб, а эта перетрусившая тварь в углу — мой помощник, Дент.
— Так вот, значит, кто меня слушает и исполняет каждое мое пожелание.
— Стараемся. — Наб был сама уверенность.