Капкан для Бешеной
Шрифт:
– Дерьмо это, а не мотив! – взвился он. – Во-первых, с какой стати мне ради него идти на мокруху? Денег таких у него нет, а на будущих выборах его все равно, чует мое сердце, прокатят с треском, и в Москве ему местечко не светит… Чушь! А если во-вторых… да зачем мне тогда было светиться? Дал бы ей по голове на полпути, выкинул из машины – а потом уверял бы, что отвез домой, до порога проводил…
Откровенно говоря, в этом был резон. В обоих его утверждениях. С деньгами у губернатора не густо, а Камышан не такой дурак, чтобы светиться столь примитивно. И вряд ли губернатор мог иметь на него некий компромат, которым
– Да успокойтесь вы, – сказала Даша. – Я просто моделирую то, что в ваш адрес скажет прокурор… Прокуроры – тяжелый народ. Один, признаюсь по секрету, и меня в прошлом году посадить рвался. Еле отбилась изо всех своих девичьих слабых силенок. И красный дневник вам прокурор припомнит…
– Жгите меня, но вот тут я вам говорю чистую правду: подбросила какая-то сука.
– А отпечатки?
– Листал я его у Ритки…
– И что там было, на вырванных страницах?
– Я же не знаю, какие именно вырваны, – огрызнулся Камышан. – Но зуб даю: вырваны те листочки, где описаны разнузданные утехи с губернаторским участием… Были такие. Я на его месте себя чувствовал бы весьма неуютно, знай я точно, что есть дневник… Только этого ему и не хватало за пару месяцев до выборов… Так договорились мы с вами или нет? – спросил он вдруг. – Вы же говорили…
Ход его мыслей Даша просекала без труда: несомненно, решил, что некие силы уже открыли потаенную охоту за губернаторским скальпом, не дожидаясь предвыборной кампании. В этом свете легко объясняется его арест, обыск, наглое поведение ментов, ничуть несклонных стоять навытяжку перед управой… Ну и ладушки. Не стоит его разубеждать. Тем более что так и может оказаться. Она нисколько не удивилась бы, узнав, что обаятельный супермен Галахов уже получил «добро» от неких влиятельных кругов – лицензию на отстрел, где прописью значится: «губернатор – один»… Этим и объясняется его разгульная бесшабашность, словно заранее знает, что призрак бродит по управе, призрак благополучно сдохших демократических реформ, и этот призрак уже нисколечко не опасен новым прагматикам, играющим второй этап по своим правилам…
Вот только не стоит забывать, что губернатор еще способен побарахтаться: никому не хочется на свалку истории, тем более, что найдется строптивый народ, который слишком многое теряет с уходом губернатора, и потому будет драться до конца из примитивного инстинкта самосохранения… Самая пора задавать ему вопросы о Жене Беклемишевой – но с этим, пожалуй, повременим…
– Считайте, договорились, – сказала Даша. – На свободу хотите или безопаснее будет у нас пару деньков погостить?
– А этих скотов, надеюсь, уберете?
– Уберу, – сказала Даша. – И сигареты будут, и приличную еду обеспечим, а там и через подписку о невыезде обретете свободу.
– Только учтите – есть ситуации, когда помимо письменных показаний совершенно необходим и тот, кто их дал…
– Да понимаю я, – сказала Даша. – Никто вас не собирается в камере вешать, успокойтесь. Мне вы нужны живехонький – как источник, я подозреваю, бесценной информации.
– Уж это верно, – сказал он. – Сущий кладезь. Вы же не думаете, что я душу распахнул и иссяк до донышка?
– Господь с вами, кладезь… – усмехнулась она. – Поработаем еще…
Когда Камышана увели и вернулся Паша, она молча протянула ему густо исписанные листки, закурила и уставилась в стену, на обтрепанный по краям плакат, способный растолковать и самому тупому, каким макаром разбирается пистолет Макарова. В голове неотвязно сидело ощущение некой неправильности. С одной стороны, все, что произошло с того момента, как она позвонила в квартиру Камышана, ничуть не блистало новизной, укладывалось в рамки и стереотипы, было вполне объяснимо с точки зрения милицейского опыта, политических игр под ковром и самого нашего времени, безумного и шалого. С другой же… Где-то, словно на детской загадочной картинке, таилась неправильность, и Даша не понимала, в чем она заключается.
Губернатору, конечно, кранты. В отличие от других регионов, где, бают, губернаторы отвоевали себе постоянное местечко у того невидимого общественности стола, где делят сладкий пирог, шантарский воевода, по совершенно точным сведениям, был признан не заслуживающим даже приставной табуреточки. Поскольку был слаб. Университетский говорун, заброшенный нахлынувшей волной демократии в высокое кресло, просто-напросто не сумел войти в теневую элиту. Поскольку не смог удержать в руках рычаги и вожжи, не сумел сопротивляться московским бонзам, довольно быстро записавшим в «объекты федеральной собственности» самые прибыльные шантарские предприятия. Вульгарно говоря, промотал все, что мог промотать. И малость поумневший электорат в лице своих наиболее зажиточных представителей поставил на краснобае крест.
Но барахтаться он будет, где вы видели идиота, способного утюгом пойти ко дну в такой ситуации? Так в чем же тут клятая неправильность? Камышан достаточно умен, чтобы не цепляться за идущего ко дну патрона… Что-то такое он знает, иначе не послали бы стрелка… Нужно прокрутить в памяти и заново проанализировать разговор, манеру держаться, высчитать возможный ход мыслей клиента… В чем тут неправильность?
– Бомба, – сказал Паша, положив листки на стол так, словно они были сделаны из тончайшего хрусталя. – Залетели мы с тобой на самые верхи…
– Как, на твой взгляд?
– Не тянет он на убийцу. Точнее, улики против него не тянут на серьезные. Если его подставляют, то делает это круглый дурак, никогда прежде не имевший дела с уголовщиной. Только учти, я никаких фамилий не выдвигаю, просто думаю вслух…
– А что тут думать? – сказала Даша. – У нас есть время до завтра, до пятнадцати тридцати. Крайний срок, когда мы обязаны будем доложить все прокуратуре. Каковая его у нас моментально заберет. Чего я категорически не хочу. Не так уж часто бывает, Паш, чтобы начальство совершенно развязывало руки. Грех не использовать такую везуху.
– А Галахов тебя потом не подставит? – спросил прямой человек Паша.
– Попробую на него понадеяться, – сказала Даша. – Ты иди и уладь все с Тодышем – пусть этому сукину коту жратвы раздобудут, курева и чтобы ни одна живая душа к нему носа не совала… Тодыш как, носом не крутит?
– Да нет, все нормально.
– Вот и ладушки. Брось все силы на ту парочку, что уволокла Нину, из кожи вон вывернись. А у меня – свои заморочки…
…В глубине души она заранее приготовилась – не к прямому хамству, конечно, к подчеркнуто издевательской вежливости и взглядам свысока. В «империи Бека» любили щегольнуть своей крутизной, старательно уподобляясь былым ухарям-купцам…