Капкан
Шрифт:
Обращаю своё внимание на того, кому был задан вопрос. Странно, но это не тот человек, с кем я говорила, когда меня только привезли сюда. Да и, судя по погонам, мужчина не отсюда, а из высшего начальствующего состава.
— С этим я разберусь. А вы, Роланд, впредь будьте аккуратнее со своей командой! Есть договор, и за его рамки мы не должны переступать!
— Мы друг друга услышали.
Они оба встают, пожимают друг другу руки и прощаются.
— Берегите себя, миледи, — прощается со мной Сергей Аркадьевич.
— Всего хорошего, — улыбаюсь краем губ.
Выйдя с Роландом из кабинета, гордой походкой
— Научись не провоцировать людей на желание покалечить тебя, — открыв дверь на улицу, Роланд пропускает меня вперёд.
— Да разве ж я провоцирую? Попрощалась из вежливости, — пожав плечами, продолжаю хитро улыбаться.
Настроение поднимается от осознания, что Роланд сам приехал за мной. И плевать, что он сейчас готов сделать со мной то же, что и я сделала с его машиной — это не важно. Главное понимать, как пострадало его эго, и сколько было похоронено нервных клеток, пока он решился на это. От этих мыслей, я получаю колоссальное удовольствие.
Мы молча переходим дорогу и подходим к его очередному автомобилю.
— Знаешь, я удивлена видеть большого босса здесь. Решил снизойти с небес и помочь простым смертным?
— Не имею привычки скидывать свою работу на других, — не удостоив даже взгляда, достает ключи с кармана пальто и открывает дверь машины.
— Разве не этим вы в братстве занимаетесь изо дня в день? — подхожу к нему поближе.
— Ты не наговорилась за эти часы? Скажи "спасибо" и иди садись спокойно! — устало смотрит на меня, пока во мне разжигается огонь от каждого произнесённого им слова.
— Это я должна сказать тебе спасибо? — спрашиваю, выпучив от шока глаза. — За что?
Наивная, неужели я предполагала, что он может изменить своё отношение ко мне только потому, что я совершила безумный поступок во имя удачной сделки? Роланд — это Роланд. И не суждено нашему градусу снизиться, чтобы дышалось легче.
Он не думает давать ответ, открывает дверь и собирается сесть за руль. Разозлившись, хватаю его за локоть, что, естественно, останавливает Ханукаева и разворачивает ко мне.
— И все? Ты серьёзно не намерен поблагодарить меня?
— Последую твоему примеру и поинтересуюсь: "за что"?
— Да хотя бы за то, что Демид пересёк границу!
— Мы не в детском саду. И здесь никто не собирается благодарить за то, что человек хорошо выполняет свою работу. За это вы получаете деньги.
Смотрю на него с пренебрежением и отпускаю руку. Продолжать диалог с ним — портить себе настроение. А я устала. Хочу уйти, но мужская рука, потянувшаяся к моему лицу, заставляет замереть на месте. Коснувшись разбитой губы, подушечкой большого пальца протирает её. Его холодный взгляд устремлён лишь на рану, а мой — на него. Мне кажется все происходит в замедленной съёмке. Внутри все струны натягиваются. Дыхание спирает. Реакция моего тела на прикосновения Роланда — это за гранью добра и зла. Нечто неописуемо магнетическое. Сначала леденящее, а потом сжигающее.
Интересно, если он, не желая того, творит со мной такое, то что будет, если он этого захочет?
— Обработай рану. Не хватало, чтоб ещё эту машину испортила, — приводит в чувства, отпускает меня и садится в машину.
Нервно иду к пассажирскому сидению, касаясь губы и проверяя её на наличие крови. И в правду, кровоточит. А я то, наивная,
Сев в автомобиль и приняв протянутую им аптечку, диктую адрес дома родителей. Решаю, что после тяжёлого дня лучшим отдыхом для меня будет встреча с родными людьми. Откинув спинку сидения и устроившись поудобнее, закрываю глаза и ухожу во власть Морфея на несколько часов.
Доезжаем до дома ближе к полуночи. Нехотя благодарю его и выхожу из машины, хлопнув за собой дверью. За десять часов дороги, мужчина не проронил ни слова. Ни о чем ни разу не спросил, ничего ни разу не сказал. Лишь однажды, на полпути, остановился у магазина и принёс мне воды с хот-догом, будто чувствовал, что ещё чуть-чуть, и я помру от голода.
Дохожу до квартиры, а внутри все съёживается, скручивается, заставляя задыхаться. Чувствую, что ждала от этой поездки больше, чем она подарила. Мне просто непонятно, как здоровому молодому мужчине может быть неинтересна девушка, вроде меня.
Звонок в дверь, и вскоре передо мной появляется Эмми. При виде меня, девушка расплывается в улыбке и бросается в объятия.
— Родная, рада тебя видеть, — прижимаю ближе к сердцу.
На радостный смех сестры, выходит мама и на ее лице появляется улыбка. До тех самых пор, пока они обе не замечают раны на моем лице.
— Не переживайте, — опережаю их вопросы, — Я сегодня поскользнулась в ванной.
— Как не переживать? — мама берет мое лицо в свои руки и рассматривает его внимательно. — Ты все обработала? Нигде не болит?
— Уже нет, все хорошо, правда, — улыбаюсь шире и заключаю её в крепкие объятия.
— Ох, доченька, не пугай так, — обнимает в ответ.
Мы входим в дом, там нас встречают папа и дядя с тетей. Давно не виделась с ними, поэтому была искренне рада их сейчас встретить. Они одни из немногих, кто всегда рядом с нашей семьёй. И для меня это ценно.
Немного посидев и рассказав взрослым о вымышленной перспективной работе в салоне, я замолкаю и стараюсь больше не говорить ни о чем. Когда-то давно, я ненавидела ложь и отказывалась врать родителям. Сейчас я её тоже ненавижу, но теперь будто соткана из неё, как бы прискорбно это не звучало. Мама может быть ничего не замечает и верит каждому моему слову, но я вижу и чувствую, что отец подвергает мои слова сомнениям, подозрительно всматриваясь вглубь моих глаз. Будто пытается ворваться в душу и узнать, что же на самом деле происходит. А я этого не хочу. Боюсь снова ранить. Поэтому, лучше больше молчать и чаще улыбаться.
Позже, все решают остаться с ночёвкой у родителей. Мы с Эмми, как в детстве, прячемся в нашей комнате, укрываемся одеялом, берём в руки по стакану какао и принимаемся за разговоры, длящиеся до самого утра.
— Мне надо так много тебе рассказать, — возбуждено начинает она. — Это была такая насыщенная поездка. Я столько увидела, со столькими людьми познакомилась. И все благодаря тебе, сестрёнка, — тихим шёпотом заканчивает своё предложение.
Улыбаюсь, разглядывая её счастливое лицо. Нет ничего лучше таких моментов. И нет ничего, чтобы я не смогла сделать ради того, чтобы её счастье длилось долгие-долгие годы. Она важнее всего на свете. Она моя искренность. Она та, в ком осталась жить частица моего раненого сердца. Она лучший хранитель моей любви.