Капля яда. Бескрайнее зло. Смерть на склоне (сборник)
Шрифт:
– Вам не следует себя бередить и мучиться из-за произошедшего, – мягко сказала она. – Такого понятия, как вина, вообще не существует.
– Я чувствую себя не совсем виноватой, – тихо возразила Розмари. – Мне нестерпимо видеть его в таком положении.
– Это вполне закономерно, – успокоила Этель. – Он столько для вас сделал. Как это похоже на него!
– Кеннет… – начала его жена, и ее голос окреп. Но Этель не дала ей договорить.
– Он старый чудак. И очень раним. Такие люди встречаются. Благотворительность для них играет важную роль. Является потребностью. Восполняет нехватку чего-то.
– Я люблю вашего брата, – едва слышно ответила Розмари. – Он замечательный.
Этель с сожалением посмотрела на нее.
– Разумеется. Мы способны ненавидеть лишь тех, кого любим.
– Нет, нет, это не так, у меня нет к нему чувства ненависти. Такое просто невозможно.
– Конечно, невозможно. В этом проблема. Но вы, Розмари, еще молодая женщина. Это непреложный факт и никак не ваша вина. Не надо себя мучить.
– Но…
– Мы понимаем, – подхватила Этель. – Хватит думать об аварии. Скажите, что это за прекрасные цветы? Герань? Потрясающе – не видела ничего подобного! Я здесь, чтобы следить за тем, как вы отдыхаете и поправляетесь. И честно говоря, рада. У меня будет отпуск, о котором я давно мечтала. Понимаете, Розмари, я довольно эгоистична. Мы все такие.
– Наверное, – кивнула Розмари.
– Скоро вы окрепнете и будете чувствовать себя хорошо.
– Да.
Сама Этель не жаловалась на слабость и радовалась ощущению штурвала в руке.
Гибсон лежал и думал о Розмари. Они обменялись какими-то пустыми, даже глупыми фразами. Печальными и обыденными. Совсем не такими, как бы ему хотелось. Но чего ждать здесь, в переполненной палате, рядом с мужчиной с вялым взглядом и трубкой в носу и другим больным, не сводящим с них любопытных глаз? Розмари для них забавное зрелище. Да еще и Этель рядом.
Мистер Гибсон постарался успокоиться. Надо подождать. Он признается в любви не в таком людном месте, как эта больница. И не станет этого делать до тех пор, пока не избавится от неуверенности в себе. Но что он знает о любви? Не принял ли он за любовь радость отцовства, о которой тоже мало что знал? Холостяк – вот кто он такой. Невинный. Другая ошибка также возможна. Какими бы ни были его чувства, Этель, возможно, права по поводу Розмари. Сестра – трезвая, практичная женщина, и ее доводы заслуживают внимания. Он мог неправильно истолковать благодарность, которую испытывает к нему Розмари. Конечно, она ему признательна. При этой мысли он поежился. Убедил ее перестать его благодарить. Но от этого мания Розмари, как назвала такое состояние Этель, могла еще усилиться. Надо избавиться от этого наваждения в их отношениях, убедиться, что оно в них не вторгается и ничего не искажает.
Его сердце билось медленно, в ритме заупокойной мессы.
Лишь тебя увижу – уж я не в силахВымолвить слова.Но немеет тотчас язык под кожей… [2]Гибсон чувствовал, как изломано его тело и как он раздавлен суровой больничной реальностью. Тугие простыни жгут кожу, немилосердный свет режет глаза. Сцена в ресторане отодвинулась очень далеко, по другую сторону тумана, и растворилась, словно сон.
Да, да, самое последнее, что он хотел совершить, – причинить Розмари боль. Он ни за что бы не согласился ее еще больше расстроить. Жить с приемным отцом… Он не додумал эту мысль – мозг пришел в ужас. Лучше прикусить язык, чтобы с него не сорвалась глупость… во всяком случае, в ближайшее время. Бедняжка! Винить себя за то, что оказалась за рулем! А Этель – человек благоразумный,
2
Сафо. Соперницы. Перевод В. В. Вересаева.
Гибсон вздохнул и в ребрах ощутил боль. Иногда он чувствовал себя не смешным, а жалким оттого, что распят и связан. Его подсекли посреди того, что ему удалось добиться. Но надо терпеть. Приехала сестра Этель – уже хорошо. Благослови ее Господь.
Глава VIII
Дни стали обретать форму и тянулись друг за другом чередой. Поначалу Этель и Розмари каждый день приходили вместе его навестить. Но вскоре он перестал ожидать с нетерпением их визитов. Они, стоя у его кровати, ворковали с банальной веселостью. А по всей палате другие посетители так же стояли у других кроватей и так же говорили. Гибсон чувствовал себя будто выставленным в зоопарке – так посетители благодушно мурлыкают со зверьем в клетках, выражая свои добрые чувства и ничего более. Словно мужчины в больничной палате потеряли рассудок, потеряли мысли, воображение. И от них не осталось ничего, кроме выздоравливающих тел.
В течение второй и третьей недель Этель часто приходила одна и говорила, что Розмари отдыхает. Радостно сообщала всякие пустые новости. Миссис Вайолет обходится очень недешево, но пусть работает, если Кен настаивает. Погода замечательная. Как Розмари? О, Розмари ведет себя благоразумно, хорошо ест, у них чудесные отношения. Гибсон почувствовал укол ревности: женщины ужились и прекрасно справляются с домом без него. Ему хотелось поскорее выписаться из больницы. Но вслух он об этом не сказал. Только заверил, что идет на поправку.
Раз или два заскочил Пол Таунсенд и, как все, говорил ни о чем. Досадно, что случилась авария. В доме все в порядке. Женщины справляются. И лишь когда приходили коллеги по работе и, как бывало всегда в его жизни, разговор заходил о прочитанных книгах, он получал от визитов удовлетворение.
Однажды Розмари явилась одна. Этель все чаще поговаривала, что собирается остаться в этих краях навсегда. И в тот день пошла искать работу. Гибсон был потрясен, когда Розмари заявила, что тоже собирается устроиться работать.
– Не забывайте, – сказала она, опираясь на обе ноги, как Этель, – учебный год завершит за вас заменяющий преподаватель, а дальше – лето. Вы не самый богатый человек. И с вашими травмами летом вам работать совершенно ни к чему. Даже с учетом страховки мы не осилим стоимость лечения. – На одно мгновение Розмари посуровела. – Не вижу причин, почему не могу помочь вам. Я хорошо себя чувствую…
Она выглядела неплохо, физически вполне окрепшей. И Гибсон не понимал, что его так встревожило. Возможно, то, что в голосе Розмари он уловил энергичные нотки своей практичной сестрицы. Новый больной по правую руку откровенно прислушивался к каждому слову их разговора, и Гибсону это очень действовало на нервы.
– Женщина не должна становиться дармоедом, – говорила его жена, – если только не вышла замуж за баснословно богатого промышленника-магната, который способен содержать паразитов.
– Или они ему нравятся, – пробормотал себе под нос Гибсон и продолжил: – Некоторые мужчины весьма старомодны. Конечно, если вам хочется работать, я, разумеется, не возражаю. Как… как сад?
– Вроде нормально.
– Нарисовали маленькую стену? – Гибсон старался вернуть их в прошлое, по другую сторону тумана.