Капрейские ночи
Шрифт:
Бубны били монотонно и глухо. К Афалисте почти ползком подобрался чёрный балахон и воткнул кинжал ей в бок. Она затихла. Протей продолжал покрывать поцелуями уже мёртвое тело.
Из темноты возник второй балахон. Он быстро приблизился к юноше и коснулся его спины металлическим стержнем, раскалённым на конце. Тот вздрогнул, словно опомнился; вскочил на ноги, огляделся. Его безумный взгляд остановился на бездыханном теле Афалисты.
– К мрачным теням отлетела...
– его голос перешёл в хрип и он умолк.
Балахону пришлось ещё раз прижечь его, чтобы он продолжил:
– Отлетела... любовь моя, в царство Аида...
Завыла труба. На сцене возник вестник с иссиня-бледным помертвевшим лицом. Он стоял у края сцены; свет пламени едва дотягивался до него.
– Явились царя Иллианта посланцы, - дрожащим голосом, запинаясь, проговорил он.
– Дом окружён, и тебя они ищут, чтоб смерти жестокой предать.
Он бросился бежать по сцене, но на противоположном её конце ему навстречу выступили три суровых бородача в боевых доспехах. Бородачи наставили на него копья; он взвизгнул и вильнул в сторону, как заяц, но те оказались проворнее: одно из копий вонзилось ему в бок, двое других проткнули ему спину. Вестник упал, захлёбываясь кровью. Бородачи скрылись в темноте.
– Здорово они его, - восхитился Гай.
– А парень чего ждёт? Пусть закалывается быстрей, не то ему же хуже будет!
Протей подобрал с пола окровавленный кинжал. Оглянулся на зрителей. Он словно хотел кого-то разглядеть среди них, но ему мешали слёзы. Бубны едва рокотали.
– Мертва она... Я следовать за ней к Харону должен...
– шепот его вдруг сменился пронзительным криком: - Мрак на глаза мне спадает! Вижу ворота владений Аида!
Не сводя глаз с Афалисты, он согнулся и поднёс кинжал к груди. С минуту он медлил. И вдруг зажмурился и ткнул себя остриём в грудь. Тонкий крик, едва начавшись, заглох в горле.
Гай зааплодировал. Тиберий сбросил с колен ребёнка и откинулся в кресле. Голова его поникла, из глаз катились слёзы.
– Прекрасно, - шептал он.
– Трогательно и прекрасно... Жаль, что это так скоро кончилось...
Бубны били всё время, пока Протей агонизировал. Когда он замер, к ним присоединились флейты, затем свирели и арфы. По струнам ударил кифаред.
На сцену выбежали полуобнажённые девушки, накрыли тела любовников пурпурной тканью и начали танцевать. Чтец громко декламировал заключительные стихи.
– Какая полнота чувств, какая любовь, - шептал Тиберий.
– Такого даже в Элладе не покажут, - поддакнул Гай.
– Я смотрю сцену гибели Афалисты в который уже раз...
– Тиберий вдруг задумался.
– А в самом деле, в который?
– Он знаком подозвал к себе распорядителя.
– В который раз я смотрю эту сцену?
– С сегодняшним представлением будет тридцать пятый, - ответил тот.
– Тридцать пятый... А кажется, что в первый. Каждый раз как будто смотрю новую трагедию. Да, да, как будто новую...
– Актёры хорошо играли, - сказал Гай.
– Они не играли. И никакие они не актёры.
– Не актёры?
– Гаю было всё равно, но чтобы поддержать разговор, он сделал вид, что удивлён.
– Никогда бы не подумал. Отлично играли!
– Среди актёров невозможно подобрать двух молодых и красивых, которые бы по-настоящему любили друг друга, - сказал Тиберий.
– Если бы это было так просто, я наслаждался бы сценой гибели Афалисты и Протея каждый день. Подходящую пару приходится искать среди обычных людей, подчас даже не знакомых с театром. Искать по всем городам и провинциям. Нужны двое молодых и красивых, и обязательно влюблённых друг в друга. Они должны быть страстно влюблены, это главное условие. Иначе они не произведут должного впечатления на сцене. Найти таких трудно. Мы однажды попробовали задействовать невлюблённых... Но это ужас... Всё не то. Только трусость и страх...
Он жестом подозвал к себе Артемизиса. Тот помог ему подняться, и они двинулись вверх по каменной лестнице амфитеатра, а затем по дорожке, уводившей в заросли миртовых деревьев. Гай, факельщики, слуги, воины, музыканты и остальная свита последовали за ними.
– Только влюблённые не играют, а живут на сцене, - идя, говорил Тиберий. Белая туника на его груди была испачкана кровью; большие глаза глядели перед собой не мигая.
– Только влюблённые могут показать настоящее живое чувство, а не один только животный страх смерти. Последние минуты их жизни всегда трогают... Меня каждый раз прошибает слеза, когда смотрю на их гибель...
– Да, они любили друг друга, это видно, - подобострастно закивал Гай.
– Что тебе было видно?
– в голосе Тиберия проскользнул гнев.
– Тебе, которому никогда не доводилось любить по-настоящему? Что ты можешь знать о любви! Тебе знакомо только плотское наслаждение, в котором нет ничего возвышенного!... А эти двое - любили. Любили так, что захватывало дух... Весной я видел в этой трагедии гибель двух любовников. Кажется, их привезли из Антиохии... Так они устроили такое безумство, что я рыдал. Я потом три ночи не спал...
Процессия вышла на открытое пространство, откуда открывался вид на море. Здесь тоже стояли раскрашенные статуи, и Гай ждал, что сейчас они сойдут с постаментов и начнут танцевать. Но статуи не сдвинулись с мест, зато откуда-то выбежали полуголые юноши и девушки, улеглись на траве справа и слева от дороги и тут же приступили к любви.
Тиберий не обращал на них внимание, весь погружённый в себя; возможно, он ещё переживал увиденное на сцене. Зато Гай то и дело останавливался и глазел на ближайшие парочки.
– Вот эти наверняка любят друг друга, - сказал он.
– Животная похоть, не более, - отозвался Тиберий, мельком глянув на лежащих.
– Будь среди них влюблённые, их сразу задействовали бы в трагедии об Афалисте... Нет, это всего лишь похоть, а не любовь.
– Их тут много.
– Молодёжь позволяет мне отсрочить приход Таната. Общение с молодостью, свежестью, красотой юных тел будит во мне жизненные силы. В Риме, где красоты нет, я бы давно умер. Красоты нет не только в Риме, её нет нигде, кроме этого маленького острова. Лишь здесь, среди юности и красоты, я могу жить. Среди прекрасных вилл и садов я наслаждаюсь ласками юных тел, стихами греческих поэтов и красотой старинных статуй... Недавно мне доставили юношу, точную копию статуи Праксителя, которой я готов любоваться часами... Теперь они стоят вместе, в одной позе - один изваян из бронзы, другой дышит жизнью... Только одно небольшое отличие мне досаждает...
– Тиберий поморщился.
– У живой статуи надо бы укоротить пенис. Пожалуй, я прикажу сделать это...