Шрифт:
Петру Петровичу Шмидту посвящается.
«Насилие – это оружие наших врагов,
и от того мы презираем их…»
П. П. Шмидт
Глава 1. Вместо предисловия.
Время не щадит всё живое. Всё, что есть в памяти, движется или мыслит – находится под его Дамокловым мечом. От того и живое должно постоянно находиться в движении, показывать, что оно живо! То расслабляясь, то напрягаясь, но двигаясь в общем потоке всего живущего: отвергая отжившее, омертвелое, сбрасывая его, как старую кожу и обрастая новой.
Время не щадит и людские клятвы, вернее, сам человек устроен так, что не может держать максимальное напряжение своего духа вечно, узы ослабевают, клятвы становятся необязательными и …через несколько сотен лет археологи или поэты откапывают, или воспевают погребённые в собственных руинах цивилизации. Не
Но бывает и так, что клятва становится сильней самого человека. Он или погибает перед лицом более сильного, не смея её преступить или достигает невиданных высот человеческого развития. Так погибло племя пиктов, воспетое Стивенсоном в балладе «Вересковый мёд». Последний из этого племени отказался перед лицом смерти открыть тайну племени:
– Правду сказал я, шотландцы,
От сына я ждал беды.
Не верил я в стойкость юных,
Не бреющих бороды.
А мне костер не страшен.
Пускай со мной умрет
Моя святая тайна -
Мой вересковый мед!
Старик не пощадил даже своего сына во имя гордости нести данную клятву. Таким людям принадлежит вечность. Ибо вечность человеческая заключена в памяти будущих поколений. Это и есть капсула времени.
Но в человеческой истории почти невозможно сказать, что правы те или другие народы. Неправыми или правыми их поступки делают повеления их правителей. А сам народ всегда прав. Он – живой организм, и развивается по законам природы: рождение – юность – зрелость – старость. Но иногда внешние силы вносят свои коррективы. Может быть народ, его культура не соответствовали уже окружающему времени? А может быть просто обогнали его?
Вспомните клятву херсонесцев таврических высеченную на камне: какими светлыми мечтами о будущем города были наполнены их слова:
«Клянусь Зевсом, Геей, Гелиосом, Девою, богами и богинями Олимпийскими и героями, кои владеют городом, областью и укреплениями херсонеситов: я буду единомыслен относительно благосостояния города и граждан и не предам Херсонеса, ни Керкинитиды, ни Прекрасной Гавани, ни прочих укреплений, ни из остальной области, которою херсонеситы владеют или владели, ничего никому, – ни эллину, ни варвару, но буду охранять для народа херсонеситов; не нарушу демократии и желающему предать или нарушить, не дозволю и не утаю вместе с ним, но заявлю демиургам, правящим в городе; буду врагом злоумышляющему и предающему или склоняющему к отпадению Херсонес, или Керкинитиду, или Прекрасную Гавань, или укрепления и область херсонеситов; буду служить демиургом, и членом совета как можно лучше и справедливее для города и граждан; и народу охраню и не передам на словах ни эллину, ни варвару ничего тайного, что может повредить городу; не дам и не приму дара ко вреду города и сограждан; не замыслю никакого неправедного деяния против кого либо из граждан не отпавших и никому злоумышляющему не дозволю и не утаю вместе с ним, но заявлю и на суде подам голос по законам; не вступлю в заговор ни против общины херсонеситов, ни против кого-либо из сограждан, кто не объявлен врагом народу; если же я с кем-либо вступил в заговор или связан какою-либо клятвою или обетом, то нарушившему да будет лучше и мне и моим, а пребывающему – обратное; и если я узнаю какой-либо заговор, существующий или составляющийся, то заявлю демиургам; и хлеба вывозного с равнины не буду продавать и вывозить с равнины в другое место, но только в Херсонес. Зевс, Гея, Гелиос, Дева и боги Олимпийские, пребывающему мне в этом да будет благо и самому и роду и моим, а не пребывающему – зло и самому и роду и моим; да не приносит мне плода ни земля ни море, женщины да не рождают прекрасных детей и да не…»
Поздняя Эллада – Византийская Греция на берегах Тавриды была обречена на разрушение: центр черноморья на стыке трёх цивилизаций – христианской, исламской и языческой. Эллинские боги пали под натиском новых богов. И клятвы возносились уже им. И так шло по кругу.
Но могло ли это продолжаться вечно? Нет. Человеку становится тесно, когда он растёт, в старой «шкуре», и в страшных муках бунтов и революций он рвёт и сбрасывает её. На смену веры в богов идёт новая вера – вера в самого человека, в его разум. Так становился Человек Разумный.
И снова старая одежда теснившая грудь молодому человеку отрывалась вместе с его плотью доставляя страшные муки. Не сделай он этого – и смерть от собственного
Жадность затмевает человеку рассудок, она закрывает для него нравственные человеческие критерии поведения, подчиняя слепому прагматизму. Главный закон жадности – «Разделяй и властвуй!» Разделяй и властвуй для себя, подчиняй себе обстоятельства, время, людей, прогресс. Так начинались все войны и гибели цивилизаций.
Разделяй и властвуй! Так за богов и вместе с богами создавали свои каноны светские и религиозные властители: одни разделяли долг и совесть, другие разделяли сами понятия долга и совести для господ и для плебеев. Так жадность одних оправдывала жадность других, оправдывая рабство третьих. Религия – власть – рабы, – золотой треугольник последних нескольких тысяч лет, надев маску демократии перекочевал и в наши дни. А по сути – из-под маски торчали те же «уши» жадности.
Сложно и невозможно в таком мире увязать два ключевых понятия сознания человека – долг и совесть. Вот и не связывают их: «то, что я должен делать не обязательно касается моей совести. Я зарабатываю деньги, плачу налоги в казну, и мне нет никакого дела, что миллионы людей не имеют средств к существованию. Это их проблемы…… Со своей совестью я говорю отдельно, когда иду в храм. И прошу прощенья не у тех, у кого ни чего нет, а у бога. Ещё я у него прошу, что бы он мне дал больше успеха». Так размышляет богатый.
Но как же велико становится его разочарование, когда вдруг миллионы недовольных восстают по всей планете против засилья законов жадности! Ведь вместе с этими законами в распорядок жизни входят эгоизм, беспринципность, бескультурье, безнравственность, аморальность. И однажды человек даже неосознанно ощущает, как давит на него эта система, обрезая крылья, стягивая руки, затуманивая рассудок. Такими же противными становятся косноязычие, поверхностность, неспособность других к анализу происходящего, неспособность просто связывать причину и следствие.
Этот человек не может ещё осознать, что счастье одного на Земле невозможно, оно не оправдывается ни какими его заслугами и достижениями. И тогда по закону жадности, чтобы преодолеть это противоречие, богатый начинает войну; ведь по его принципу: пусть уж не будет счастливым никто, и уж тем более – не какие-то там пикты.
Глава 2. Капсула. Город Ярославль. 21 августа 1960 год.
Тёплым августовским утром в городском сквере заиграл духовой оркестр – «В осеннем парке городском…». Было воскресенье и люди выходили на улицы. Кто-то шёл на набережную, кто – в парк на карусели; детишки бежали в кафе-мороженое, у жёлтых бочек с холодным квасом собирались люди. Кто-то останавливался у автомата с газировкой, нажимал на перевёрнутый стакан, сбрызгивая водой, бросал три копейки – «с сиропом» и наслаждаясь холодненькой подмигивал проходящим девчонкам. Мамочки с колясками разбредались по тенистым аллеям. Но всюду, всюду были слышны звуки оркестра: то вальсок, то модная мелодия. Она летит как будто отовсюду, и как лёгкий ветерок колыхает воздушные платья, проникает в души людей, захватывая их мысли и разговоры о жизни, о любви, об экзаменах, о полётах в космос, вселяя в них такую же лёгкость и непринуждённость, как и сама мелодия, и сдувая пышную пену с кружки пива какой-нибудь весельчак многозначно взглядывал на собеседника: кто же будет первым – мы, или американцы? Вон молодая семья остановилась у газетного киоска: папа покупает ребёнку леденец. А себе – свежую прессу – «Правда» или «Советский спорт». В парке, куда они направляются так уютно читать на скамейке. Ведь здесь ты не один! Первое, что он ищет – как сыграли наши с ГДР? Выиграли! 1:0. Яшин, Чохели, Нетто, Петров, Воинов, Мамошин, Метревели, Иванов, Понедельник – молодец! Хусаинов, Апухтин – читает он состав сборной СССР. Седой мужичок с шахматной доской под мышкой проходя мимо интересуется: – Как там, про Корчного не слышно?
А в парке на скамеечках – любители шахмат до самого вечера резались в блиц, вспоминая кто Таля, кто Ботвинника, а кто Корчного. Вот газетный стенд со свежими газетами: «Правда», «Известия», «Труд». Возле стенда всегда много читающих: «…пять тысяч ярославцев получили новое жильё… открылось 12 новых детсадов и яслей… дом бракосочетания на Большой Октябрьской…открыт кинотеатр…заработал новый мясокомбинат…моторный завод строит новые цеха… расширяются заводы «Победа рабочих» и «Свободный труд».