Капустный суп
Шрифт:
Он направился к хлеву, стоявшему вплотную к дому рядом со свинарником. По дороге он взглянул на часы. Часы стояли. Обернувшись, он заметил, что тарелка следует за ним, как верный пес, хотя находилась она в метре над землей и продвигалась в полной тишине. Глод раскрыл двери пустого хлева, и тарелка проскользнула туда ловко и бесшумно, как гадюка в вязанку хвороста. Она опустилась на землю, не примяв ни соломинки, и Диковина выбрался из своего экипажа. Глод запер хлев, и оба вошли в дом. На радостях Глод похлопал Диковину по плечу, чем тот был явно удивлен.
– Очень уж я рад тебя снова увидать, парень!
–
– Зови меня просто, без мсье... Без всяких там церемоний. Раз я тебе в дедушки гожусь, это еще не причина каждый раз присобачивать мне "мсье" длиной в три фута!
На что Диковина ответил безмятежным тоном:
– Мы с вами ровесники, мсье Ратинье. Глод нахмурился.
– Ты что же это, дружок, из меня дурака делаешь?
– Клянусь, нет! Мне тоже семьдесят, как и вам, мсье Ратинье, но на Оксо мы, так сказать, почти не меняемся с самого начала до самого конца. У нас незачем менять внешний вид.
Тут Глод обратился к своему новоявленному дружку, который походил на младшего из его сыновей.
– Ясно, незачем, - вздохнул он, - но нашего мнения не спрашивают, раз надо - значит надо. Кстати, выходит ты не марсианин вовсе?
– Я оксонианин.
– Если тебе нравится оксонианцем быть, я не против. Хорошие люди повсюду есть, я это всю жизнь твержу. Хочешь стаканчик? Это значит стаканчик красного винца.
– Я понял, мсье Ратинье. Это слово очень часто встречается в вашем языке. Нет, спасибо, я не выпью стаканчика.
– А почему это? Вас тоже заставляют на дороге в такую штуковину дуть?
– Нет, не потому. Наш организм не приспособлен к алкоголю. А ведь ваш стаканчик - это алкоголь. Глод огорченно поморщился.
– Н-да, об этом часто говорят, много об этом рассказывают. Может, какая правда в этом и есть, но только не вся правда. Так или иначе, у вас, видать, не одни только преимущества перед нами. Верно, вы не так скоро стареете, зато и веселитесь не часто.
Диковина холодно возразил:
– Мы не веселимся, как вы сказали. Вообще не веселимся.
– Да разве это жизнь!
– воскликнул возмущенный до глубины души бывший сапожник.
– Верно, не жизнь, - пояснил пришелец, - это наше, так сказать, законное состояние.
– А законы одни только жулики и прочая шваль выдумывают, - яростно взорвался Глод, наливая себе стакан, - странно было бы, чтобы у вас на Луне могло быть иначе.
– Луна от нас очень далеко.
– Это уж как тебе угодно. А по мне, это все чушь собачья.
Смелый образ явно не дошел до Диковины, которого в свою очередь заинтересовала та быстрота, с какой Глод осушил свой стакан.
– Черт побери, - восхитился Ратинье, садясь на стул, - что ни говори, а это куда приятнее, чем получить пинок в зад! Садись, Диковина, у тебя еще пять минут есть.
– Да, - подтвердил гость, садясь по приглашению хозяина.
– Времени у меня больше, чем в прошлый раз: тогда я просто вылетел на прогулку, а теперь послан в командировку.
Глод из вполне понятной скромности не спросил у своего гостя, какова ее цель. Теперь, когда Диковина научился говорить по-французски, Глод чувствовал себя в его присутствии чуточку смущенным. Тот уже не был, как раньше, двуногим животным, кулдыкающим по-индюшачьи. Перед ним сидел
– Скажи, Диковина... Тебе ничего, что я тебя Диковиной зову?
– Пожалуйста, мсье Ратинье.
– У тебя, может, какое другое имя есть?
– Нет, мсье Ратинье.
– Вот-то, должно быть, веселье в ваших краях, даже по имени друг дружку назвать нельзя! Впрочем, это ваши заботы. Ах да, скажи, твоя тарелка работает на меди?
– В числе других металлов такой же прочности и на меди тоже.
– Значит, тогда без той гильзы от снаряда ты не мог бы взлететь?
– Да. Пришлось бы залетать в ремонтную мастерскую, но мне бы за это досталось. Тем более что я не так давно получил права на вылет в пространство. Я трижды заваливал экзамен на водителя тарелки.
Глод, не удержавшись, прыснул, уж больно это было по-человечески.
– Н-да, ты совсем как я, не слишком, видать, головастый! Эта реплика, очевидно, не смутила Диковину, и он подтвердил :
– Точно... А это значит, что современные тарелки не для меня.
– Что же, есть еще побыстрее, чем твоя?
– Да.
– Воображаю, что же это такое! Прошлый раз я видел, как ты взлетаешь - фррр, и готово!
– Ничего особенного, мсье Ратинье. Я за три часа пролетаю расстояние от Оксо до вас, а это двадцать два миллиона километров: На час больше трачу, чем те, у кого хорошие тарелки. А моя просто кляча!
Понятно, что такое количество перечисленных километров оставило Глода равнодушным, так как он не мог физически представить себе миллиона, нигде не бывал дальше Германии, да и то не по собственной воле. Диковина пригорюнился, и бывший сапожник попытался его утешить.
– Да не хмурься ты! Будет тебе новая тарелка, та, что быстрее музыки!
– Это весьма сомнительно, мсье Ратинье. Похоже, что мне такой не видать. У меня нет нужного числа баллов. И диплома я не получу.
Глод кое-как прикончил второй стаканчик. Оказывается, и они там в небесах получают дипломы! Следовало бы посоветовать Диковине списать задание у какого-нибудь ихнего Луи Катрсу, если таковой там имеется, объяснить ему, что повсюду так делают, но Глод вовремя придержал язык. В конце концов, может, Диковина из доносчиков и растрезвонит по всей Вселенной, что, мол, отрок Ратинье поступил неблаговидно. Не так уж он с ним близко знаком, чтобы признаваться в своих прегрешениях. И все-таки приятно, что есть у них общая точка соприкосновения: оба мучились с экзаменами.
– Я-то знаю, - многозначительно произнес Глод, - что такое аттестаты и дипломы.
Эта фраза явно заинтриговала гостя, и он с минуту молчал. Глод бросил взгляд на стоявший на столе бидон.
– Стало быть, снова хочешь полную порцию супа?
– Если вы будете так любезны, мсье Ратинье, то да.
– Признаться, ты мне на нервы действуешь со своими церемониями, но суп тебе будет. Суп готов, осталось только шкварки поджарить. Сало, вернее сказать. Я ведь говорю по-французски не так, как в городах, не как разные там министры; как они залопочут, половины не поймешь.